Он закрыл лицо руками и замолчал.

— Меня ненавидишь? — изумился Кэсиан. — Вообще, неблагодарность свойственна смертным, но в твоем случае она просто колоссальна! Да если бы не дарованная тебе удача, ты бы вообще, скорее всего, свою Идэль никогда бы не встретил. Сгнил бы где-нибудь на Острове Грядущего Мира, кушая плоть других слизнячков, твоих соотечественников, или сам стал чьей-нибудь пищей. Ты жалеешь о том, что твоя жизнь сложилась не так, как бы тебе хотелось? Но у тебя нет возможностью выбирать между «идеальной жизнью» и текущей. Был выбор лишь между текущей жизнью и той недолгой и довольной противной, которую ты мог бы прожить на Земле, не появись Лайла кен Апрей в твоей вонючей камере.

Дэвид хотел упрямо сказать, что никакого выбора ему не давали, но закрыл рот, не произнеся ни слова. Ему внезапно вспомнилось утро в Кильбрене, самое первое пробуждение после того, как он сделался адептом Рунного Круга. Может быть, самое счастливое утро в его жизни — он совершил невозможное и получил могучую силу; и девушка, которую он любил, согласилась стать его женой. Два события — любовь и самореализация — совпали в одной точке. Момент недостижимого теперь уже счастья... Он вспомнил свои ощущения, вызванные странным сном, который приснился ему перед этим. Ему почудилось тогда, что все окружающее его — нереально, что он, быть может, лишь бесправный заключенный, который спит в камере и видит сон про волшебство, про Идэль, про другие миры. Как будто бы кто-то дал ему право выбрать одну из двух жизней, ту или эту, позволил решить, какая из них будет сном, а какая действительностью. Конечно же он выбрал ту, где были любовь и волшебство. Однако счастье, к которому он потянулся, было лишь частью выбранной им реальности. Его прошлая жизнь, на Земле, была сера и уныла, эта же — яркая и насыщенная. Но под руку со счастьем шествовало столь же яркое страдание. Там — серое, здесь же — и черное, и белое. Он захотел счастья, но у счастья была цена, и эта цена, как точно подметила Марионель, когда он бездумно спорил с Обладающей Силой в ее замке, эта цена — страдание, которое смертный испытывает, утрачивая счастье.

Дэвид Брендом подумал затем, что никто, в общем-то, ничем ему не обязан и что — по сравнению с тем, что могло бы быть, останься он на Земле, в Лачжер-тауне — он и так получил очень многое.

Даже одно то утро в Кильбрене стоило больше, чем вся его жизнь неудавшегося художника.

— Хорошо, — хрипло сказал он. — Вы правы. Извините. Я смотрю на мир так, как будто бы у меня что-то отняли, но на самом деле, наверное, нужно вспомнить о том, что если бы я не попал сюда, не было бы и того недолгого счастливого времени, что мы провели с Идэль... И за одно только это, вероятно, стоит быть благодарным. Но я не могу, простите... Слишком уж невыносимо думать о том, что она была сначала дарована мне, а затем отнята лишь для того, чтобы я смог пройти тот путь, что был определен для меня вашей Силой, и сыграть ту роль, которая была мне отведена.