Светлый фон

Все! Дальше мне путь заказан. Я не могу вырваться за границы Зоны, за границы территории, на которой мой Дух всесилен. Надо возвращаться.

Все! Дальше мне путь заказан. Я не могу вырваться за границы Зоны, за границы территории, на которой мой Дух всесилен. Надо возвращаться.

Я поднимаюсь высоко-высоко, так, чтобы можно было одним взглядом охватить всю Зону: от Усова до Дитяток, от Чапаевки до Ковалевки. В центре этого громадного пространства стоит Она — Атомная Электростанция, принесшая так много бед людям. А, рядом с ней, городок Припять, где я жил, и куда я вернулся. Только сейчас мне не пять лет, и лежу я не диване под одеялом, а глубоко под землей, укрытый кусками бетона, и рядом со мной не плюшевый мишка, а сталкер Леха-Ледокол, мой напарник.

Я поднимаюсь высоко-высоко, так, чтобы можно было одним взглядом охватить всю Зону: от Усова до Дитяток, от Чапаевки до Ковалевки. В центре этого громадного пространства стоит Она — Атомная Электростанция, принесшая так много бед людям. А, рядом с ней, городок Припять, где я жил, и куда я вернулся. Только сейчас мне не пять лет, и лежу я не диване под одеялом, а глубоко под землей, укрытый кусками бетона, и рядом со мной не плюшевый мишка, а сталкер Леха-Ледокол, мой напарник.

Я возвращаюсь к тебе, Тело.

Я возвращаюсь к тебе, Тело.

Полет обратно значительно стремительнее, чем туда. Будто скатываюсь с высокой горы и попадаю точно в развороченную шахту, на дне которой лежу…

Полет обратно значительно стремительнее, чем туда. Будто скатываюсь с высокой горы и попадаю точно в развороченную шахту, на дне которой лежу…

Я пришел в себя из-за того, что кто-то настойчиво трогал меня, теребил подсумки, и тыкал чем-то твердым в поясницу. Я лежал на боку, придавленный бетонными осколками. Тело ныло, вздохнуть было больно. Удушливый смрад наполнял мои легкие. Я закашлялся. Тот, кто меня трогал, пробормотал что-то непонятное, и я почувствовал, как грузное тело отбежало в сторону, шлепая босыми ступнями по бетонному полу. Голова моя кружилась, меня сильно тошнило, и я не мог собрать расползающиеся мысли. Что-то ускользало от меня, что-то важное. Я попытался пошевелить рукой. Мне это удалось. Хорошо. Теперь глаза. Я раскрыл их, готовый в ту же секунду зажмуриться от яркого света. Но этого не потребовалось: вокруг был сумрак. Стекло шлема растрескалось от удара, но пленка, наклеенная на него, удерживала осколки на месте. Я поднял руку и надавил на забрало, заставляя его спрятаться в лобовой части шлема. Лишь только я отодвинул лицевой щиток, смрад, заставивший меня кашлять, усилился стократ, и я поспешно выдвинул из щели запасное бронестекло. После этого автоматика, поняв, что шлем вновь герметичен, активировала замкнутую систему дыхания. Смрад сразу исчез. Дышать стало легче.