— Вот она! Красная «М»!

Кира дотащила меня до обшарпанной двери. Плиты обшивки почти скрылись под наслоениями бурых и молочно-белых потеков, броневые заклепки обросли окислами, как гнилой пень грибами.

— Посмотри в рюкзаке,　— попросил я,　— а то мне не повернуться. Связку ключей. Должна прямо сверху лежать.

Кира с минуту повозилась за моей спиной.

— Есть! Держи.

Я нашел его сразу — исцарапанный пластиковый прямоугольник с давным-давно стертыми надписями. Когда-то он был красным, но сейчас стал почти бесцветным.

Приемное гнездо магнитного запора заглотнуло карточку, мигнуло зеленым, и с натужным гудением соленоидов дверь уползла в сторону.

Аварийная подсветка выхватывала из темноты узкую металлическую площадку с остатками перил и бесконечные пролеты винтовой лестницы. Где-то внизу тускло светилась еще одна лампочка.

Не помню, как мы спускались. Милосердная природа вырезала у меня из памяти эти сорок минут мучений. Казалось, ступени не кончатся никогда, а стальная спираль так и будет закручиваться и закручиваться, пока наконец не свернется в точку.

Но лестница все-таки уперлась в дверь, не запертую на этот раз. Кира толкнула ее и едва не оступилась — с таким тяжким скрипом провернулись несмазанные петли.

В желтом свете пары замызганных ламп перед нами показалась платформа. Вспученные плиты, паутина трещин на полу, осыпавшиеся плитки с дряхлых колонн. Кое-где скрошился даже бетон, и из боков во все стороны торчали мятые прутья арматуры. Центральный проход оказался завален, один из тоннелей — тоже. К тому же с той стороны отчетливо тянуло гнилой водой. Часть метро давно затоплена, с тех пор как московские власти в день прорыва заслонов приказали открыть шлюзы.

Я доковылял до ближайшей колонны, сбросил поклажу, опустился на пол.

Кира присела рядом на корточки.

— Долго ждать? Не догонят?

— Не бойся, тут все на автоматике. Поездом компьютер управляет, а он не опаздывает. Хоть ему и сто лет в обед.

Конечно, я не знал, как часто ходят поезда корсарского метро,　— как-то не доводилось раньше пользоваться. Но лучше все же успокоить. Отступать все равно больше некуда.

Но к моему удивлению, поезд появился минут через десять. Сначала в тоннеле зашумело далекое эхо, потом из-под свода выкатилась железная гусеница, некогда синяя, а сейчас покрытая пятнами растрескавшейся краски и рыжая от ржавчины. С шипением разошлись автоматические двери, внутренний динамик проклокотал пару слов, споткнулся и затих. Кира помогла мне забраться внутрь, усадила на пол. Когда-то по стенам вагона тянулись кожаные сиденья, но их давно выломали — разобрали на хозяйственные нужды.