Светлый фон

От прежнего сумеречного облика Кевина не осталось и следа. Он был огромен и уже не походил ни на волка, ни на гориллу. Перед нами было неизвестное существо, одновременно смахивающее на обросшую острыми иглами пантеру и гигантскую гиену. С мощных челюстей текла слюна, а оранжевые глаза смотрели на нас с нескрываемой злостью.

Взмывшая в воздух собака впилась в покрытую колючей шерстью ляжку Кевина. Тот взвыл и дрыгнул ногой, однако пес вцепился в плоть метаморфа как пиявка. Подскочивший второй пес тоже прыгнул, но промахнулся и опрометчиво зашел спереди. Прыгнув вновь, собака нацелилась в незащищенную глотку Кевина. Однако он не стал дожидаться новой атаки. Отцепившись от сталактитов, Кевин рухнул вниз, подмяв под себя коротко взвизгнувшую собаку. Удар когтистой лапы отбросил бьющегося в агонии пса в темноту.

– Бо, отзови пса! – крикнул я, однако через мгновение это уже не потребовалось, да я и сам увидел, что Кевин больше не принадлежит к числу наших друзей. Стряхнув с себя вторую собаку, Кевин с молниеносной быстротой перекусил ей шейные позвонки. Обмякший, как тряпка пес, покатился к нашим ногам. После этого злые оранжевее огоньки впились в лицо Борегара. Нос чудовища, в кое превратился Кевин, задрался вверх и сморщился, обнажая треугольные зубы, размером с ладонь.

– Вот дерьмо! – выругалась Соня и подняла сабли. Борегар попятился, Гимли выступил вперед, угрожающе размахивая секирой.

– Ты, дружок, не очень-то тут скалься, – прорычал он и тут же улетел в сторону, опрокинутый могучей лапой. Падая, Гимли врезался в растущий сталагмит, сломал его и исчез в темноте, погребенный под обломками. Кристиан ошалело смотрел на Кевина, даже не пытаясь как-то ему воспрепятствовать. Полуоткрытый от изумления рот явно говорил о его неспособности каким-либо образом действовать.

– Кевин, – попытался я воззвать к скрытому под сумеречным обликом разуму. – Приди в себя, это же мы…

Когтистая лапа просвистела в волоске от моей головы. Я отскочил в самый последний момент. Не успей я отреагировать, сейчас валялся бы на земле без лица. Привычная боль в пальцах сейчас была как нельзя кстати. Что-то зверское и дикое рванулось из меня наружу первобытным инстинктом. Растопырив когти, я бросился в атаку.

Земля и небо поменялись местами в один миг. Вспышка боли ослепила меня. Я даже не понял, что куда-то падаю. И только врезавшись в камни и пропахав носом по мелкому щебню, я сообразил – меня только что отшвырнули в сторону, как безвольную куклу. Выплюнув камешки и песок, набившиеся в рот, я помотал головой и с трудом встал на ноги.