Банка рыбных консервов, полбуханки черного хлеба да пучок зеленого лука – не бог весть какая еда. Впрочем, ей не привыкать, как-никак почти месяц провела в экспедиции в полевых условиях.

– А если в туалет запросится? – растерянно захлопал глазами Ермаков.

«А если перегрызет тебе горло или оторвет твою глупую башку?» Шелеста так и подмывало сказать это вслух. Может быть, тогда мичман осознал бы степень угрожающей ему опасности. Но Зоя за дверью могла все услышать, поэтому он только повторил:

– Не открывать ни при каких обстоятельствах! А чтобы вам было спокойней, я оставлю ключ у себя. – Он вынул ключ из замочной скважины и положил себе в карман.

– Ну а если ей действительно будет нужно?

Шелест смерил упрямого мичмана с ног до головы пристальным взглядом. Он издевается или на самом деле не понимает?

– Принесите из туалета ведро.

– Какое ведро?

– Из которого пол моют!

Ермаков ушел и через минуту вернулся с ведром и половой тряпкой. Идиот! Шелест вытряхнул тряпку из ведра, потом открыл дверь комнаты отдыха, занес туда ведро и поставил на пол.

– На тот случай, если вам понадобится в туалет.

– Что? – Зоя так и застыла с ложкой у рта.

На какой-то миг Шелесту даже стало жаль ее. Но он быстро справился с этой секундной слабостью.

– Простите, Зоя Дмитриевна, но в условиях карантина вы не можете покидать это помещение. Поэтому все естественные надобности придется справлять здесь же. Еще раз прошу меня извинить.

Он вышел из комнаты и снова запер за собой дверь. К чести Зои, она не стала кричать и спорить. Возможно, поняла, что этим ничего не изменит, а возможно, просто смирилась со своей судьбой.

– Так, – обратился Шелест к Ермакову. – Еда и вода у нее есть. Утром я проверю ее самочувствие. А до этого момента к двери никого не подпускать. Если услышите там какой-либо шум, сразу вызывайте меня.

– А если… – замялся Ермаков, но потом все-таки закончил: – Мамаев захочет ее увидеть?

– Мамаева, как только появится, сразу ко мне, – отрезал Шелест. – Я в кабинете Добровольского.

Мичман хмыкнул в ответ, но ничего не сказал. Впрочем, догадаться, о чем он думает, было нетрудно. «Не успел спровадить командира части, как тут же занял его кабинет», – читалось у Ермакова на лице. Но Шелесту нужна была линия спецсвязи, которая имелась только в этом кабинете, а на то, что думает о нем какой-то мичман, ему было плевать.

В кабинете Шелест первым делом достал из шкафа свой металлический кейс, а из кейса коробку с феномином, открыл ее и сунул под язык круглую таблетку. За последние трое суток он почти не спал, а тот короткий сон, на который урывками удавалось выкраивать время, нельзя было назвать полноценным отдыхом. Поневоле приходилось прибегать к искусственным стимуляторам, хотя Шелест прекрасно понимал, что ничего хорошего здоровью это не сулит. Но, чтобы довести до конца задуманную операцию, требовалась исключительная ясность мысли, а добиться этого можно было только с помощью феномина.