Врать тоже не надо. Мертвым не врут. И полумертвым тоже. Врут, когда хотят жить.

Он жадно смотрит на меня, перебегая взглядом с глаз на лицо, на руки, на тело и опять в глаза.

- Прости… не выполнил… обещание…

И что на такое ответить? Сказать: «Ерунда, еще выполнишь!» и соврать…

- Я выполню - я буду любить тебя всегда.

- Не надо… отпусти.

О чем это он?

- Я…тебя… не… люблю.

Врешь! Почему же из глаза к виску убегает одинокая капелька.

- Нет. Я тебя спасу! Я тебя люблю! Понял?!

- Нет… отпусти.

Рандир закрывает глаз и пытается отвернуть голову. Разговор закончен?

- Ран! Ран!

Я хочу его обнять, прижать к себе и больше никогда не отпускать. Никуда.

Меня силой выводят из шатра и держат до тех пор, пока я перестаю биться в их руках.

Спотыкаясь, иду сквозь строй госпитальных шатров. Как сквозь строй шпицрутенов. Каждый их взгляд вопрошал - мы тоже солдаты, мы тоже умираем, почему ты жалеешь только его?! Израненные, колотые, резаные, рубленые - они были еще живы, чьи-то мужья, братья, возлюбленные. Они такие же солдаты, как и Рандир. Каждый из них знал, на что шел и сражался за то, во что верил. Рандир тоже верил… верил в меня. В то, что я пойму и не буду жалеть его. Я понимаю, Ран, только больно, как же больно!

Меня догнал Улетов. Пошел рядом.

- Ника, пойми - это война.

Кивнула - понимаю.