— Нет, — ответил я, — и даже не иблис. Я человек, который умеет кое-что необычное. Хочешь меня пристрелить?

Леча все-таки налил себе коньяку. Он изо всех сил старался выглядеть спокойным и его руки почти не дрожали.

— Это бессмысленно? — спросил он.

— Попробуй, — предложил я и протянул ему пистолет рукояткой вперед. — Тут глушитель, можешь не бояться, что услышат соседи.

Леча непонимающе смотрел на меня и молчал.

— Это провокация? — наконец спросил он.

Я рассмеялся, почти без усилия.

— В твоем положении глупо думать о провокациях, — сказал я.

— Действительно, — согласился Леча и выстрелил.

Он выстрелил в грудь, а не в голову, и поэтому выстрел прошел для меня почти безболезненно. Пуля с характерным визгом отразилась от стены, стукнула в дверцу шкафа, оставив большую выщерблину, улетела под кровать и весело запрыгала там, попеременно ударяясь о пол, кровать и плинтус.

Леча отложил пистолет и выпрямил голову, которую до того непроизвольно вжал в плечи.

— Кто ты? — снова спросил он. — Святой или джинн?

— А ты кто? Шахид или маньяк?

— Я шахид.

— Тогда я святой.

— А если я маньяк, то ты злой дух?

— Почему сразу злой? У вас же, вроде, бывают и добрые джинны.

— Добрые — это гурии.

— Разве гурии не бабы?