Ратники Графа выберутся оттуда не скоро. Времени должно хватить.

Стас повернулся к Серому:

— Посидишь?

— Гырыга!

Мигом ожил. Тут же распахнул дверцу и вылетел наружу.

Стас открыл дверцу со своей стороны и спрыгнул на землю.

Откуда-то издали — едва слышно, словно слуховой фантом, — доносилась музыка. Что-то тяжелое, с басистыми гитарами и бешеным ритмом… С плаца? Опять Бавори врубила металлическую классику?

Ну что же. Не самый плохой фон для ярости, жгущей изнутри, словно выпит натощак котелок горячего спирта. Едва сдерживаемой, чтобы не вырвалась, не хлынула, затопив все вокруг без разбора…

Стас обошел машину. От души дернул засов, рванул на себя тяжелые дверцы.

— На выход!

* * *

На аллее ветра не было. Деревья прикрывали.

Но ветер ударил, набросился, как цепная собака, стоило лишь выйти из-за деревьев…

В самом деле почти зоопарк.

Пятачок, выложенный шестиугольной плиткой, рыжей и шершавой, уверенно цепляющей подошву даже сквозь лужи. От пятачка лучиками разбегаются проходы между клетками.

Клетки высокие, большие, с дорогими литыми прутьями. Похоже не на клетки, а на старинные чугунные заборы какой-нибудь дворянской усадьбы.

Много пустых, но не все. Вон настоящий медведь, мрачный и тощий. Встал на задние лапы, потер лапой лоб, прищурился. Словно до сих пор не отошел от зимней спячки и никак не поймет, сон это или явь, неужели все это на самом деле творится…

А вон волчья морда…

Ветер бил в лицо, рвал полы плаща, разметал их в стороны, как крылья, а сзади, как продолжение этих черных крыльев, с аллеи на пятачок выплескивался живой ковер.

Серые, черные тельца. Острые морды, подвижные уши, приоткрытые пасти с длинными резцами, сильные лапы… Созданы для боя. Вымуштрованы не для галочки, а на совесть. Настоящие крысы войны.