Бочком, тяжело ступая тумбами нижних конечностей, Тимофей втиснулся в шлюз-камеру, чуть большую, чем душевая кабинка, и задвинул плиту внутреннего люка. Хлынула вода, ударила тугими, почти что твердыми струями, мигом сжимая и вытесняя вон воздух. Браун счастливо улыбнулся, замечая цвет жидкости, и крикнул в микрофон:

– Все точно! Наблюдаю живую воду!

– Ура-а! – донеслось в ответ.

Щелкнул, открываясь, внешний люк.

Дно находилось полуметром ниже, Тимофей неуклюже спрыгнул и привел себя в равновесие. Поверхность уступа была удивительно чистой – ни крошки ила, голый базальт. Задыхающийся голос академика тут же его поправил:

– Дуниты! Гарцбургиты! Пироксениты!

– Ты, как тот попугай у Джона Сильвера, – непочтительно отозвался Белый. – «Пиастры! Пиастры! Пиастры!»

Стремберг счастливо засмеялся:

– Да куда тем пиастрам!

«Да уж…» – согласился Браун.

Еле дождавшись появления Боровица, Наташи и Шуриков, он зашагал вперед. Впрочем, зашагал – это слишком громко сказано. Он ломился сквозь воду, склоняясь, как под ветром. И вот она, осыпь.

Кое-как взобравшись наверх, он услышал в наушниках голос Станисласа:

– Тимка, возьми левее на пару шагов. Рубка должна быть там.

– Ага!

Тимофей выпрямил пальцы рук, и захваты-клешни повторили это движение. Работают.

Ухватившись за край лавовой подушки, лежавшей сверху, Браун качнул ее. Подушка плавно покатилась вниз.

– Па-берегись!

Глыбы ноздреватого камня, обломки лавы валились с горки. Вот сошел целый пласт, оголяя синевато-черный борт субмарины, покрытый толстым слоем квазиорганики. Переступая, Сихали добрался до сегментного люка и бешено затарабанил в него. Застыл, прислушался. А потом сердце дало сбой – с той стороны люка донесся слабый ответный стук.

– Там кто-то живой! – заорал Тимофей, шаря вокруг люка.

– Тимка, снаружи люк не открыть.