— Если бы ты не спас меня... — с трудом выговорил он. — Анта кэй'рд свикма йост...

— Фрианд фартта окка анванс, — ответил Вадомайр. — Я не убивал данванских девчонок. А вот твои собратья анласских убивали, так за чем же дело, чем она лучше? Тем, что оказалось — тут живут люди, с которыми можно дружить и которых можно любить, а, дэм Гато й'Харья, окка Данвэ, окка рагром фюльк?

Дан отпустил рукоять и, резко отвернувшись к борту, ударил в него кулаками и гортанно коротко выругался.

* * *

«Аврора» вошла в устье речушки одновременно с настигшим скид ураганом. Кто-то полушутя-полусерьёзно предположил, что бочонки рассушил вуйпер[14], чтобы спасти скид и людей. Но шутки шутками, вот ураган был чудовищный, и кормчий отвёл скид глубоко в реку.

— Мы на землях Вилеты, — определил Вадомайр. — Наберём воды, отстоимся и пойдём дальше. По берегу особо не шляйтесь.

Сказать по правде, Вадомайр был бы не прочь, раз уж занесло сюда, перекинуться парой слов с кэйвингом Вилеты. Но искать — долго, а людей вокруг не было видно. Очевидно, шторм позагонял всех в тихие места — волнение ощущалось даже в реке, а над берегами гуляли ветер с дождём. Скид затянули кожей, чтобы получить палатку.

— Воды несколько больше, чем надо, — пробурчал один из тех, кто ходил с бочонком к ручью. — А в двух перестрелах от берега болтается какая-то скорлупка — похоже, морским духам захотелось позабавиться. Ух валяет её!

Камней у берега тут не было — а значит, всё зависит от искусства неведомых мореходов. Если и опрокинет — не спасёшь никак... Так что никто не изъявил желания пойти посмотреть. Никто — кроме Вадомайра.

— Взгляну, — коротко сказал он, отстраняя полотнище, прикрывавшее вход.

— Не ходил бы, кэйвинг, — лениво посоветовали с кормы. Кто-то зашевелился — идти тоже, но Вадомайр отмахнулся:

— Я скоро...

...Над морским берегом, куда Вадомайр добирался довольно долго, ветер бил так, что, дуй в спину — наверняка затащил бы в воду. Высокие волны, украшенные белыми гребнями — как боевые шлемы — с громом ударяли в берег, и мальчишка ощутил, как содрогается земля. Солнце еле пробивалось сквозь тучи, перемешавшиеся с морем. Не иначе как доплёскивали до неба... Вадим подумал вдруг, что, если когда-нибудь вернётся домой, то будет знать, что писать. Ему стало смешно, когда он вспомнил о «поисках», «концепциях», «интерпретациях» и прочей лабуде, которую он не понимал и не принимал и раньше... но теперь неприятие, как щитом, закрылось презрением к тухлым внутримозговым поискам «художников от слова худо». Малевичи-Кандинские-Шагалы, ха! Нарисуйте вот эти волны, это свирепое солнце, эти содрогания тверди под ногами... А он — он нарисует. Во всяком случае — попробует.