Моего персонажа забили «новые опричники» в конце третьей сцены. Дождавшись, пока с шорохом и поскрипыванием опустится занавес, я встал, показал остававшимся большой палец и, чтобы не мешать, быстренько ушел в гримерку. Переодевшись и умывшись, обошел зал, пригибаясь, добрался до пультовой секции. Еще с прохода было видно, что Поных сидит, сильно подавшись вперед, и, не отрываясь, смотрит на сцену, а Савешников, наоборот, откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза. Наверное, он чувствовал себя очень усталым.

Я добрался до них, склонился к Андрею Витальевичу и зашептал:

— Все отлично идет! Я видел — в зале ни одного пустого места нет!

И тут ко мне развернулся Поных. Он выбросил вперед руку и вцепился мне в плечо железными пальцами.

— Сядь, — тихо и глухо сказал он. — Сядь и не мельтеши. Все. Он больше не слышит.

Я чуть не вскрикнул, сдержаться помогла боль в плече. Нахлынул холодный ужас.

— Почему не слышит?!

Поных всем корпусом развернулся ко мне. Несколько секунд помолчал, глядя в глаза, потом коротко дернул головой:

— Умер.

Рядом с Владимиром Павловичем возле самого пульта было свободное место. Я почти рухнул туда.

— Как?! Когда?!

— Почти сразу. Еще до твоего выхода.

— Но как же мы тогда… Мы же играли! Мы до сих пор играем!

— Я не знаю, как, Дмитрий… Знаю, что спектакль идет отлично. Не знаю.

Он опять подался вперед, уставившись на сцену, а я сжался, поверх его спины глядя на спокойное и неподвижное лицо нашего Савешникова. Так мы и сидели втроем, пока зал не взорвался оглушительными аплодисментами.

В гримерке было тихо. Все потерянно сидели на стульях и ящиках и совершенно не знали, что говорить и что делать. Врач объяснил, что был тромб, в больнице Савешникова собирались класть на шунтирование, но не успели.

На премьеру он просто сбежал. И волнения этого дня его доконали.

Через некоторое время я, к стыду своему, обнаружил, что думаю уже не о Савешникове. Неясность собственного будущего занимала мысли. Вот произошла встреча с чудом — но теперь чудо закончилось. Вопрос: закончилось совсем? Или если мы доиграли спектакль до конца, значит, сила Андрея Витальевича перешла к нам, и теперь каждый из нас обладает той или иной мерой настоящего таланта? А как это проверить? Еще раз выйти на сцену? А вдруг окажется, что чуда больше нет? Что тогда? Проклятый экономический факультет? Будущее театрального критика? И как теперь жить нормальной жизнью, зная, что бывают такие люди, как Савешников? Искать способы самому стать таким же? Заниматься какой-нибудь там… эзотерикой?