Мы усадили его в пятом ряду, возле операторского пульта. Рядом устроился Поных. Операторы Леша и Слава возились один с пультом, второй с камерой и на начальство внимания не обращали.

— Не бойтесь, — как-то просительно сказал нам Савешников. — Все получится…

— Да мы и так-то не боялись, — улыбнулась ему Антонина. — А уж теперь…

Савешников выдавил ответную улыбку и слабым взмахом руки отправил нас в сторону сцены. Прозвенел второй звонок.

Мы в последний раз собрались вместе — небольшой толпой за кулисами, — что-то еще напоминали друг другу, желали удачи. Потом все разошлись по исходным местам.

Задребезжал третий звонок. И через несколько секунд я почувствовал, как светлой силой наливается все тело, дышать становится легко и свободно, а глаза начинают видеть все так ясно, словно до этого я таскал мутные очки.

Началось.

Я открывал спектакль. Я поднимался из зала на еще закрытую кулисами сцену и замирал спиной к зрителям. Осветители сработали великолепно: кулисы были все в черных ломаных тенях, казалось, сцену закрывает стена спутанного бурелома. Я чуть откидывал назад голову и начинал говорить:

— Бывают такие времена… такие исторические периоды… когда даже сказка о Золушке… да что я говорю, даже телефонный справочник за какой-нибудь тысяча девятьсот пятьдесят шестой год… не могут быть поставлены на сцене иначе, чем в современной интерпретации… Это сказал Дьердь Далош…

Я замолкал и задумывался, склонив голову на плечо. Потом я оборачивался к залу.

— Не могут? — переспрашивал я зал. — Неужели правда не могут?

Зрители молчали.

— А мы попробуем! — зло и весело обещал я им и прямо с края сцены прыгал в зал.

И быстро уходил по проходу. А за спиной с шорохом расходился занавес.

История, которую рассказывал Савешников, отчаянно пыталась остаться любовной мелодрамой. Красивой и доброй. Встреча нескольких человек произошла из-за телефонного справочника, в котором кто-то вырвал несколько страниц. Эти люди очень хотели просто и спокойно жить, дружить, работать, любить друг друга. Но ни черта у них не получалось. Бывают такие времена…

Однако они не сдавались. Там, где реальность требовала от них подлости и насилия, они действовали во вред себе, но не подчинялись ситуации. Где любой предал бы, героиня оставалась верной. Где любой убил бы, герой находил в себе силы прощать.

И все равно ни черта у них не выходило…