Юлька первой взбрыкнула по обыкновению, очутившись подле Петра, хотя и не помнила, как свалилась, и почему её сморил сон.

Тому также было всё невдомёк.

Старуха цыкнула, прищёлкнув языком. Ох, и остёр же был он у неё и в её случае язык её не враг, а друг. Но и Юлька не отставала от старухи.

— Я это… Это не я! Не сама! Так само как-то нелепо вышло!

— Да чё оправдываться… — вмешался Петро. — Немаленькие! И ругать нас некому!

— То-то и оно, — откликнулся Азаровский, напоминая, кто он и кем является по долгу службы.

— Да я вообще не призывного возраста ещё!

— Война не выбирает и не разбирается…

Старуха утвердительно кивнула в такт словам майора.

— Пора… позавтракать. Кто будет пить чай?

Юлька не торопилась выпячиваться, понимая: стоит вызваться и самой придётся обслуживать всех.

Пётр первым не удержался. Ему и ведро в руки и дорога заказана к колодцу, а затем к топору с дровами и печке. Азаровскому старуха не разрешала особо суетиться, но и он не помышлял отлынивать от работы, опасаясь: мышцы совсем атрофируются.

— Не калека, даже не инвалид…

— Просто шибко пришибленный, — выдала старуха.

— Чё?!

— Контуженый — говорю…

— Не без того, да и отшибить ничего там не могло! Тем более мозги! Голова же кость — болеть по определению не может!

Юлька улыбнулась. Зря. Её и припахала к работе старуха.

— Прежде на стол накрывай, опосля и рот разевай!

Пришлось двигать на склад продовольствия. В пакетах она обнаружила галеты. Не хлеб и не печенье, но и то хорошо, а и варенье нашлось в виде джема всё в тех же банках с фашисткой свастикой.