— Но, Капитан…

— Отставить, чистильщик! — Капитан, до этого смотревший в сторону темного провала, повернулся к Мерлину. И тот поразился, увидев, сколько боли было в глазах командира. — Отряд не должен погибнуть, воин. Ты понимаешь это? Весь он погибнуть не должен… А дело ты сможешь закончить с Голландцем, он все равно скоро будет здесь. Так что не обсуждается. Возможно, что я вообще ошибаюсь, и именно тебе придется выполнять основную работу, такое очень даже вероятно. Если связь пропадет… Я пущу красную ракету, постараюсь, чтобы ты ее заметил, — тоже отступай, сразу уходи и вытаскивай тех, кого сможешь. Все, сынок, принимаемся задело, поднимай людей.

Отряд, разделившись на две неравные по количеству группы, не стал задерживаться перед тем, как войти в лабиринт.

Капитан шел между Первым и Вторым. Волк и Чунга, замыкавшие движение, отставали совсем ненамного. Пятерка чистильщиков пока двигалась спокойно, не было даже попыток нападения со стороны тварей.

Лабиринтом, конечно, называть странную прихоть природы, а может, и человека было неправильно. Два основных хода, в которые разошлись чистильщики, продолжались дальше практически без каких-либо ответвлений и отростков, уходящих вглубь. Виднеющиеся проемы были небольшими, часто затянутыми светлой паутиной либо с обрушенными фрагментами стен. Чувствовалось, что здесь сухо, никакой плесени, ручейков воды с затхлым запахом и насекомых, так любящих подобные места.

Группа Капитана, двигающаяся по левому ходу, какое-то время могла поддерживать связь с теми, кто остался с Мерлином. Потом наступила полная тишина, даже без обычного треска статических помех в динамиках переговорных устройств.

Закат

В комнате, небольшой и узкой, сидят у грубо сколоченного стола трое. Каждый из них сейчас мог принять решение, которое рано или поздно приведет к тому, что крови на многострадальной земле прибавится. Вопрос был только в том: чьей?

Первый, еще молодой, но уже с густо выбеленными сединой волосами, собранными в хвост на затылке, придвинулся поближе к лампе, мягко заливающей комнатенку желтоватым светом. На спинке его стула висела выцветшая и застиранная штормовка. Брюки из того же комплекта были аккуратно заправлены в высокие ботинки со шнуровкой и двумя ремнями, плотно обхватывающими голени. Черный свитер с высоким горлом выпущен поверх брюк. Из-за этого не видно, что под ним, но знающий и опытный сразу догадается, что вон тот выступ с левой стороны — рукоять ножа. А если наблюдатель действительно опытный, то для него не будет секретом и то, что это скорее не нож, а кинжал. Длинный, широкий, с глубоким долом по клинку, массивной пластиной гарды и прорезиненной ручкой, украшенной тяжелым металлическим навершием. Ножны, скорее всего, крепятся к надежной, из очень толстой бычьей кожи, портупее. А справа, где свитер ничего не оттопыривает, вниз от нее уходит другой ремень, синтетический. Достает до середины бедра, соединяясь со вторым, плотно обхватывающим крепкие мышцы. А на нем, с наружной стороны, подвешена очень удобная кобура, в которой сейчас мирно дремлет большой автоматический пистолет из дымчатой стали, с гравировкой змеи по ствольной коробке.