Вроде как всё срасталось, имущество вывезено из Тридцатки, на хвосте никого, одна проблема — крыса в животе. Ахмет даже не предполагал, что отпоротый косяк может наказываться не снаружи, а изнутри; что собственное тело может, оказывается, так окрыситься, и — на кого? Да на себя же, вот дурь-то какая! Думать об этом было страшно — получалось, что он сердится сам на себя, к тому же оттого, что какая-то его часть начала возбухать. Ахмет твердо знал, что вот такие штуки называются шизофренией, и шизофреником стать не хотел, поэтому усилием воли заставил себя не думать на эту скользкую тему, переключившись на более отдаленное по времени планирование. Хотя особо планировать было нечего — всё равно исходить придётся из конкретной обстановки; но идея была так красива, что так и тянуло пробежаться по её контурам ещё разок.
Вернувшись тогда от Кирюхи, ясно давшего понять, что действовать заодно не намерен, Ахмет долго сидел над картой в каком-то ступоре. Нигде ему ничего не светило — кроме, разве, заряда картечи в голову. Все сколько-нибудь перспективные экологические ниши в округе были заняты, и добром их никто не отдаст, каждый бизнесок — это с десяток торчащих во все стороны стволов. Можно, конечно, прийти и выкосить к чертям всех до тележной оси, но… Этим подашь не очень обнадеживающий сигнал соседям, и такого беспокойного окружение может запросто сообща прихлопнуть — во избежание; кто его знает, может, он завтра ещё захочет, правильно? Правильно. Не, не катит. Да и главное — заниматься самим бизнеском просто некому.
Наконец, осенило — достаточно было, оказывается чётко сформулировать вводную. Не решение, сказка. И в бизнес лезть не надо, и конкурентные преимущества техники реализуются в полной мере — красота; даже определенные перспективы врастания без особой войны вырисовываются. Ахмет решил временно сесть на высотке возле богатого озера Чебакуль — арены непрерывной вялотекущей бойни сразу четырех деревень, и продать свое появление как можно дороже.