Он представлял, каким она его видит сейчас, и немного смущался. Седой, нестриженый, осунувшийся, огрубевший кожей; опаленный пожаром и все еще мокрый; в грязную странную одежду наряженный, здоровенный нож из руки не выпускающий… Но только ли это видела Ольша? Может, она видела нечто большее?

Он помог ей сесть на диван. Толстый мужчина бесследно исчез — они даже не заметили, когда он пропал.

— Я очень сильно переживала, — говорила, волнуясь, Ольша. — Ты потерялся, оставил только невнятное сообщение, на вызовы не отвечал, нигде не появлялся — я места себе не находила, не знала, что и думать. Врачи прописали мне успокоительное, а я не сказала им про беременность… Я все время была на лекарствах… И так сильно переживала…

Она задрожала. Глаза у нее покраснели, подбородок затрясся — но она не заплакала. Она закусила губу и крепко вцепилась в его руку.

— Он вышел из меня ночью… Резко заболел живот, я проснулась и побежала в туалет… Было много крови… И очень больно… Я видела его… Он был такой… Такой хороший… Красивый…

— Когда это случилось?

— Ему было шесть месяцев. Все уже знали, что у меня будет ребенок. Знали, что я хочу сама его родить. Хочу оставить его себе… Они сказали, что это я виновата, я сама его убила… Я читала, какие гадости они про меня пишут. Я слышала, что они про меня говорят… Они не скрывались… Они даже мне говорили это… В глаза…

— Твои друзья?

— Наши друзья.

Яр неловко ее приобнял, прижал к себе, не выпуская из правой руки нож и поглядывая на зеркальную дверь. Она все же разрыдалась: сдерживалась, сдерживалась — он чувствовал, как в ней копится напряжение — она буквально каменела, — и вдруг задергалась, затряслась, надрывно всхлипывая, давясь воздухом.

Круглый информатор, решив, что его услуги присутствующим не нужны, побледнел и уполз под потолок. Какие-то ухоженные люди выглядывали из-за белых дверей с золотыми табличками, косились на странных посетителей, но подходить не решались. Плоский сибер-уборщик, предупредительно пискнув, вылез из неприметной ниши, стер оставленные Яром следы, заполировал пол и, обежав холл по кругу, успокоенный, убрался на место.

Ей хватило пяти минут, чтобы выплакаться и успокоиться. Она отстранилась от него и опять словно окаменела. Яр взял ее за тяжелую неживую руку, погладил холодные пальцы. Она молчала, глядя в стену.

— Ты изменилась, — констатировал Яр.

— Все изменилось, — бездушно сказала она.

Стеклянная дверь вдруг открылась, и Яр едва не подпрыгнул. В холл, недоверчиво озираясь, вошел невысокий мужчина средних лет, одетый в рыжее пальто и черные с синим отливом брюки. Он был в дорогих темных очках, тонкий яркий шарф закрывал нижнюю часть лица. Мужчина небрежно обмахивался шляпой — видимо, ему было жарко. К шляпам после недавних событий у Яра было особое отношение, так что он немного отодвинулся от жены и приготовился, если потребуется, дать отпор.