— Эка пакость, — вздохнул у меня над плечом Иваныч.
— И страшно, и убить трудно, — согласился я. — Не всякий сунется. Им бы еще современное оружие, а то голыми руками они не очень-то навоюют.
— Смотри, сглазишь…
Я только вздохнул.
Тем временем аморф столкнулся с первым из скелетов. Словно амеба, он поглотил ожившие кости, выпустив наружу лишь череп, который маркграф снес ловким ударом. После чего кости посыпались на пол, а аморф направился к следующему противнику.
— Что ж, похоже, они и сами справятся. Наш выход.
Я решительно шагнул из тени, пересек площадь, пройдя к ее центру, мимо восковых горожан, которые равнодушно пялились на меня стеклянными глазами. Эти хоть манекены манекенами и пока не собираются оживать.
У подножия креста я замер. Издали рассматривая диораму «Казнь ведьмы», я не мог разглядеть всех деталей, теперь же они предстали передо мной во всей красе. Запястья и подошвы Фати были пробиты крючьями, вцементированными в крест. Именно на них она и висела. Рваные грязные раны, сочащиеся темной кровью. За что этой крошке такие страдания? Рабство, а теперь такие муки.
Пока я пялился на распятую Фатю, Иваныч разбросал в стороны вязанки дров.
— Так-то лучше будет, а то вспыхнет ненароком, — пробормотал он себе под нос. Где-то за его спиной все еще трещали костями неуемные мертвецы, пытаясь совладать с непобедимым аморфом. А я не мог отвести взгляда от белой плоти девушки, искореженной стальными крюками. — Чего стоим, — подтолкнул меня Иваныч. — Давай-ка попробуем ее снять. А в лагере твой Тогот живо ее залатает.
Словно в страшном сне, я шагнул в лужу крови у подножия креста и коснулся рукой холодеющего тела Фати.
Меня словно пронзила молния, и я застыл, не в силах пошевелиться.