Зловещие объятья вражьих рук —

Их ощутил великий русский город.

А нечисть, объявившаяся вдруг,

Испытывала ненависти голод.

Кольцом блокадным город обручен

С врагом, не знавшим ранее препятствий.

Тот, ослепленный золотом икон,

Шептал себе: «Иди, бери и властвуй!»

Но город твердо знал — себя сберечь

От волчьих лап зарвавшегося гада

Он сможет — не об этом речь,

О людях, в нем живущих, думать надо.

А те крепились из последних сил,

Уснувших приютила Пискаревка.

Кусочек хлеба стограммовый был

Кусочком счастья — золотой подковкой…

…Года идут. Блокады больше нет,

Нашествие врагам тем вышло боком.

Нам города голодного портрет

Лишь память нарисует ненароком.[2]