Ну что ж, и то слава Богу.

– Так, – в третий раз сказал Скудин. Свалил зелье в мешок, забрал Эдика у Глеба, плавно опустил на землю. – Давай двигай вперёд. Сам. Пока ещё можешь.

Он говорил тихо, голос казался маловыразительным, но Эдик послушался сразу и уныло поплёлся рядом, словно шкодливый щенок, которого обучают команде «рядом», оторвав от восхитительного лазанья по помойке.

Пришли на кухню. Там густо благоухало борщом, котлетами и компотом из сухофруктов. И на одной ноте гудела походная печка, топившаяся дровами.

– Иди сюда. – Скудин подвёл Эдика к печке. Вручил ему мешок с конфискованным дурманом и открыл чугунную дверцу. – Бросай.

Огненные отсветы играли на его лице, придавая сходство с индейским вождём, безжалостным, кровожадным, готовящимся снять скальп с врага.

– Мужик, ты чё, мужик… – Эдик задрожал, судорожно забился у Ивана в руках. – Хочешь, я папахена напрягу, он тебя полканом сделает? Ладно, сука буду, генерал-майором… В управе заляжешь, а? – Он громко всхлипывал, пытался заглянуть Скудину в глаза, но встречал тяжёлый, безразличный взгляд робота. Блики огня багрово играли в зрачках, превращая их в фотоэлементы бессмертного Терминатора. – Мужик, мужик, ты чё, а я как же теперь? Кумар94 будет, загнусь… Где я тут в лесу дозу возьму?..

– Лучше сделай это сам, не зли меня. – Скудин недобро прищурился и вдруг усмехнулся поистине страшно. – Ты о коммунисте Лазо слыхал?

Он подобрал полено, измерил им отверстие топки и, приложив к груди Эдика, сделался хмур.

– Чёрт, не влезет… ладно, начнём с ног, а что не догорит – по частям…

Оказывается, про коммуниста Лазо слышали все. Даже некоторые ровесники Перестройки, счастливо избежавшие пропагандистской накачки советских времён. Слава мученика Гражданской войны не померкла в веках – Эдик дико вскрикнул и бросил мешок с зельем в разверстое жерло печи. Всё лучше, чем отправиться туда самому!

Второй раз за один день Скудину выпало явить чудеса сценической убедительности. Но если Звягинцев и прочие, напуганные поутру, были людьми воспитанными и оставили своё мнение при себе, то Эдик с юношеской непосредственностью высказал его вслух.

– Сука, садист, сатрап!!!

И, будучи выпущен Кудеяром, кинулся прочь. Скорбный голос его разнесло озёрное эхо:

– Всё!!! Писец вам всем, уроды! Поедете, мудаки, в Чечню, а девку вашу в Турцию, в б…довник!!! И шавку – на живодёрню!!! Я сказал!

Эх, молодость, молодость. Всё сгоряча, всё с наскока. Чем ему не угодил Кнопик, один Бог знает.

– Не снимешь похабель со стенок, кастрирую, – негромко, но так, чтобы слышал, напутствовал Скудин.