– Вы хоть понимаете, что это значит? – Звягинцев помрачнел и так глянул на Скудина, словно именно подполковник был во всём виноват. – Это же «красная полоса»!

В голосе учёного слышалось разочарование и злость от чувства собственного бессилия.

– Как лампас на генеральских штанах? – живо поинтересовался сидевший на валежине Гринберг. Поинтересовался, естественно, не у профессора, а у Виринеи. Придвинулся к девушке и повёл шкодливым пальцем вдоль её бедра. – Генеральский лампас бывает во-от такой ширины…

– Какие там к чёрту штаны! – Звягинцев всё-таки услышал, повернулся к Гринбергу, ноздри его свирепо раздувались. – Так в геологии называются места, где современными методами не просматриваются недра планеты. На территории Советского Союза таких зон было выявлено всего две. Одна под Тбилиси, вторая в Поволжье…

– Значит, нам повезло, – улыбнулся Глеб. – Мы открыли третью.

– Премию дадут? – деловито осведомился Гринберг. – Нобелевскую?

– Её, – пообещал Глеб, – назовут нашими именами. Останемся в веках.

– Нет, лучше наличными, – не сдавался Гринберг. – Я слышал, что по крайней мере за обнаружение натуральной оспы…

– Тьфу на вас! – чуть-чуть смягчился профессор. – Ладно, хватит болтать. Собирайтесь, дальше пойдём.

– Вот так всегда, – заныл Женя. – Мне знакомый медик со «Скорой» рассказывал. Вызвали их к больному, они посмотрели и ахнули – как есть оспа, ну все симптомы прямо по учебнику. У нас в Питере, между прочим, не в захолустье каком… Сообщили куда следует, сами уже к халатам кармашки для долларов пришивают… А больного у них забрали – и всё. И больше ни звука. Вот так всегда с нашим братом…

– Да ну тебя, Додикович, последний аппетит отобьёшь. – Виринея со вздохом встала и подняла с земли рюкзачок. Лёгкая рубашка на ней совершенно промокла от пота. – Иван Степанович, у вас тут всегда такое пекло?.. Заполярный круг называется!

Солнце в самом деле казалось огромным раскаленным блином в безоблачном небе. Недвижимый воздух был ощутимо плотен, отдавал густым лесным духом, ароматами верхового болота, разогретым гранитом. Даже не верилось, что дело происходило гораздо севернее места, которому, как гласила легенда, ещё Пётр Первый за суровый климат дал название Кемь – по первым буквам известного русского выражения.

Как всё-таки много зависит от морального состояния. Если бы Чёрная тундра подарила хоть мало-мальский отблеск удачи, ноги сами понесли бы учёных вперёд. А так… Немедленно навалилась усталость, и блистательные надежды, с которыми ехали сюда из Петербурга, начали казаться несбыточными и наивными. А вся экспедиция – злой насмешкой судьбы.