Так что она потянулась вниз, взялась за рычаги, ворочающие башню, и крутанула ее. Машина издала мерзкий скрипящий звук, заполонивший танк изнутри, и, как она знала, творивший просто жуткие вещи с шестернями привода.
Но башня сдвинулась.
Она навела прицел на "Легаси".
И тот полыхнул золотом.
Вообще-то Ранжеловик была православной, и она не против бы была произнести молитву, но времени не было, так что вместо этого она затянулась как следует.
И затем вжала основную гашетку.
Металлическая болванка вылетела из гауссовки и серебристая размытая линия смерти внезапно соединила ее с "Легаси". Выстрел влепился в левое бедро белой машины, снося броню и раскидывая ее во все стороны. Затем она принялась за стрики, пока гауссовка перезаряжалась.
Блэки принялись разворачиваться в ее сторону, и даже "Легаси" повернулся как раз вовремя, чтобы принять залп ракет прямиком в грудь.
Она запустила еще один ракетный залп по "Легаси", превращая танк в духовку, но ракеты ушли все равно. Затем вжала вторичную гашетку, посылая длинный язык болванок обедненного урана из ультры АП/10 биться в ведущего блэки, отрывая целые плиты бледно-белой брони.
"Викинг" и "Уайт Флэйм" понеслись к ней, паля из всех стволов, но она их проигнорировала, умудрившись вколотить болванку гауссовки в "Тояму", все это время умудряясь не выпускать "Легаси" из молотящей по нему очереди ее автопушки.
"Уайт Флэйм" достиг ее первым и испепелил кабину плазменной винтовкой "Крушила".
Сержант Ясминка Ранжеловик умерла с пальцем на гашетке и с ультрой АП/10 что есть мочи палящей по "Легаси".
* * *
В виде белого "Легаси" к Дэвиону шествовала, можно сказать, сама смерть, и затем до невозможности изуродованный "Аякс" внезапно принялся рвать машину блэки.
Экипаж штурмового танка вложил в свою яростную отповедь все, что у них только было, и Дэвион не имел никаких сомнений касательно того, чем именно все это обернется.
Они преднамеренно жертвовали собой, чтобы купить ему несколько драгоценных секунд.
И будь он проклят, если бездарно спустит их самоотверженный дар.
— Фелиция, в дефиле.
— Но, маршал, это же…