— Да. И это так же просто, как то, что мы либо выживем, либо умрем. — Она улыбнулась, почесав шею. — С тобой это уже начало происходить. Ты прислушиваешься к интуиции. Ты готов следовать наитию, даже когда не знаешь, куда оно тебя ведет. Ты мне говорил, как нашел генератор, а после резни нашел ребенка.

— Еще одна парочка недосказанных моментов. Я понимаю теперь, почему ты создала эту религиозную общину. Вера их объединит, даст ощущение безопасности. Потом, когда они подрастут, им откроется великая тайна. Так?

— Да.

— А почему не оставить все, как есть? Проще будет, если они вырастут богобоязненным народом.

— Потому что это перестанет работать. Даже эти дети достаточно знают биологию и астрономию, чтобы к четырнадцати догадаться, что им скармливали ложь во спасение. В конце концов, младенца легко убедить поверить в фею-крестную и в Санта-Клауса, но сколько ты знаешь подростков, которые верят, что Санта спускается к ним по трубе в сочельник? — Она перевела дыхание. — Я делаю то, что должны были делать взрослые последние тридцать лет. Они должны были стиснуть зубы и создать такую веру, чтобы поверили даже закоренелые ученые и отпетые хулиганы.

— Но я все равно не понимаю, зачем ты поила меня зельем и… ну, залезала ко мне в постель?

— Адам хранит целомудрие. А каждой новой религии нужен свой мессия. — Она показала на свой живот. — Уже поздно, — сказала она. — Я иду спать. Но я тебя прошу сделать мне еще одно одолжение. — И она улыбнулась, пристально глядя на меня темными глазами. — Люби меня в эту последнюю ночь.

ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ПЕРВАЯ Призрак музыки

ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ПЕРВАЯ

Призрак музыки

Четыре часа утра. Я стоял на балконе квартиры Бернадетты и смотрел на озеро. Ночь была ясной. Полная луна лила на воду свет, белый, как призрак.

Было холодно, но мне был нужен свежий воздух.

Бернадетта спала в кровати, улыбаясь. Я знал, что она видит сны. С ней говорил второй разум, этот старый бессознательный. Что-то хорошее, что ей приятно было слышать.

Позади меня раздался звук. Знакомый, но уже много лет не слышанный. Кто-то настраивал гитару, так тихо, что не побеспокоил бы и спящего ребенка.

— Дяди Джек!

Я повернулся и увидел его, стоящего на перилах между платформой и водой с электрогитарой на коленях, — и я знал, что я сплю рядом с Бернадеттой и тоже вижу сон.

— Привет, Ник-Ник! — Он снова говорил с нарочитым акцентом высшего общества. — Скажи мне, старина, я жив?

Джек Атен давно был мертв.

Он понимающе улыбнулся и склонил голову набок, ожидая ответа.

Я кивнул, на моих губах стала возникать улыбка. Приятно было его видеть.