— Ты жив, Джек. Жив.

— Я слышал твой разговор с Бернадеттой. Если этот второй разум, бессознательный кусочек, вкладывается нам в мозги в животе матери и остается неприкосновенным, значит, мой бессознательный разум такой же, как и у тебя, то есть часть меня — это точно часть тебя.

— А значит, часть тебя будет жить вечно.

— Можешь себе представить? Вот я умирал от рака, несчастный, как смертный грех, а часть меня при этом бессмертна. — Он улыбнулся. — Ты вырос очень на меня похожим. Малость бунтовщик, парень? — Он улыбнулся. — Вкус к пиву и дамам… — Он стал серьезен. — Но ты вырос гораздо больше, чем мог бы я или твой отец, кстати говоря. Ты знаешь, что ты теперь должен делать?

Я кивнул:

— Вернуться в Эскдейл. Взять власть. Джек тихо заиграл на гитаре, и электрические нотки залетали вокруг светлячками.

— Еще одно. Ник. Слушай Бернадетту, внимательно слушай — в глубине души ты знаешь, что она права.

Он ударил по струне.

Единственная блистающая нота — и она длилась. От этого мощного звука завибрировала палуба под ногами, казалось, она здесь повисла, эта нота, и хоть она и не менялась, музыка текла сквозь нее, пела глубокое томление по кому-то любимому, но утраченному.

И нота медленно затихла вдали.

Джек не шевельнулся, лицо его было обращено к небу и сияло в свете луны.

И пришло эхо звука, отраженное от склонов гор. Оно пролетело, подвывая, сквозь снег, сквозь лес, через долину и озеро, как вернувшийся великий дух, затерявшийся некогда во вселенной.

Когда звук дошел до нас, Джек коснулся струны, рождая еще одну ноту чистого звука.

И эхо слилось с новой нотой и снова поплыло над озером, как Бог, идущий над лицом вод, чтобы потрясти горы, луну и звезды.

ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ВТОРАЯ Из тьмы

ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ВТОРАЯ

Из тьмы

— Вот, держи.

— Что это? — Я встряхнул коробку.

— Патроны. — Бернадетта дала мне еще одну коробку. — Вот к этому.