– Знаешь, что мне нравится в тебе, Торвальдсон?

Он неторопливо вынул из кармана небольшую флягу, серебряную, с техасской звездой и вмятиной. Стал отвинчивать крышку.

– То, как ты честно ведешь дела со своими клиентами. Когда та девчонка… как ее там? Ксена?

– Оксана.

– Неважно. Ты ведь уже тогда знал, что продашь ее, и только ждал случая. Почему, старик? Разве карт тебе недостаточно?

Торвальдсон ощетинился бородой.

– Деньги есть деньги, полковник. Много их не бывает.

– Ты чертовски прав, – согласился Ковач. – И тогда у меня к тебе вопрос. Зачем ты живешь, старик? Только ли ради денег?

Картограф ухмыльнулся.

– Нет, полковник, конечно, нет. Деньги это вздор. Они ничего не значат. Я живу для того, чтобы их было очень много.

Ковач кивнул.

– Раз так, Торвальдсон, то ты живешь напрасно.

Он снял крышку.

Тысячи крохотных тварей вырвались оттуда, жужжа и роясь, как пчелы, и набросились на старика. Торвальдсон закричал, замахал руками. Насекомые облепили его лицо, путались в бороде, заползали в уши.

Хлынула кровь.

– Что это? – в ужасе прошептал Ренье.

Он бросился бы бежать, – но страх подсказывал ему, что так будет только хуже.

– Хирурги, – ответил Ковач. – Маленькие паскудные твари, верно? Это неудачные образцы. Вернее, так думал тот русский идеалист, что их изобрел.

Драган пожал плечами.