Светлый фон

«Я есть» — каждый удар.

«Я есть» — каждый удар.

«Я есть» — каждый всхлип-стон, с которым размахиваюсь.

«Я есть» — каждый всхлип-стон, с которым размахиваюсь.

«Я есть» — каждая капля соленых, горячих слез, падающих с моих губ, подбородка.

«Я есть» — каждая капля соленых, горячих слез, падающих с моих губ, подбородка.

Голос тени вдруг замирает, обрываясь на полуслове — и я, по какому-то наитию, замахнувшись в очередной раз, подхватываю, хрипло, через силу, выплевывая, выговаривая отпечатавшиеся в памяти строки:

Голос тени вдруг замирает, обрываясь на полуслове — и я, по какому-то наитию, замахнувшись в очередной раз, подхватываю, хрипло, через силу, выплевывая, выговаривая отпечатавшиеся в памяти строки:

Мой кулак сжимается, давя, кроша, наконец, тварь. Она кричит странным, свистяще-металлическим воплем.

Мой кулак сжимается, давя, кроша, наконец, тварь. Она кричит странным, свистяще-металлическим воплем.

Горящий в моих жилах, в крови яд твари выплескивается наружу, в кулак, вбираясь в гиацинтовый ореол, оставляя за собой только тепло и радость воспоминаний. Даже горьких. Даже печальных.

Горящий в моих жилах, в крови яд твари выплескивается наружу, в кулак, вбираясь в гиацинтовый ореол, оставляя за собой только тепло и радость воспоминаний. Даже горьких. Даже печальных.

— Я — Джеймс! — кричу стене, как злейшему врагу. И бью в самый центр объятым ореолом кулаком, в котором зажаты останки твари.

Я — Джеймс! — кричу стене, как злейшему врагу. И бью в самый центр объятым ореолом кулаком, в котором зажаты останки твари.

Стена покрывается трещинами, крошится — и вдруг взрывается мне в лицо.

Стена покрывается трещинами, крошится — и вдруг взрывается мне в лицо.

Исчезает туннель, исчезает тень.

Исчезает туннель, исчезает тень.

Вихрь, ураган вокруг. Голодная, жадная ночь оплетает вихрь.

Вихрь, ураган вокруг. Голодная, жадная ночь оплетает вихрь.