Поколебавшись, он отвесил поклон и исчез за серебряными дверями.

Карс отметил нотку горечи в голосе Иваин, когда она говорила о Змее.

Он спросил, почему это так.

— Нет, господин, — сказала она. — Однажды я уже говорила, и ты слушал. Сейчас не время для повторных слов. А кроме того… — она пожала плечами, — ты же видишь, как отстраняет меня отец, как лишает меня доверия, хотя драться за него должна я.

— Ты не желаешь помощи от Кару-Дху даже сейчас?

Она помолчала и Карс сказал:

— Я велю тебе говорить!

— Что ж, хорошо. Ничего нет странного в том, когда два сильных народа борются за владычество, за каждый кусок побережья одного и того же моря.

Ничего нет странного в том, что человек жаждет власти. Я была бы счастлива ринуться в эту битву, я была бы счастлива одержать победу над Кхондором.

Но…

— Продолжай.

Теперь она говорила, не сдерживая свои чувства.

— Но я хочу, чтобы Сарк стал великим благодаря мощи своего оружия, чтобы человек сражался с человеком, как это было в старые времена, до того как Горах заключил союз с Кару-Дху! А в такой победе славы нет.

— А твои люди? — спросил Карс. — Разделяют ли они твои мысли?

— Да, господин. Но другие поддались искушению легкой власти…

Она замолкла, глядя Карсу прямо в лицо.

— Я и так уже сказала достаточно, чтобы навлечь на себя твой гнев.

Скажу еще только, что Сарк обречен даже в своей победе. Змея дает нам помощь не ради нас самих, а ради своих собственных целей. Мы — лишь орудие, с помощью которого Кару-Дху идет к своей цели. А теперь, когда ты вернулся, чтобы повести Дхувиан…

Она замолчала. В ее словах больше не было надобности… Дверь отворилась, и это спасло Карса от необходимости давать ей ответ.

Камергер извиняющимся тоном сказал: