— Референт.

— Референт сказал, что вам почти пятьсот лет.

— Меньше. Я родился через двадцать лет после основания Петербурга.

— И вы всегда…

— Врагов хватало всегда. Я ведь пошел на инициацию ради мести. Мне было семнадцать лет, я мало о чем думал, кроме этого. Это было на Камчатке, где я отбывал ссылку.

— В семнадцать лет?

— Я попал в Охотск в одиннадцать, вместе с родителями. Отец угодил в опалу в последние месяцы правления Петра Второго — он так и не узнал почему. Да и я потом не узнал. Там тогда все тряслось: кто-то что-то кому-то сказал, кто-то что-то перепутал… — Волков нашел наконец подходящую галечку, бросил. Девятнадцать. За середину ушло. — Мы жили в Охотске почти свободно. Я даже в море ходил. В Охотске тогда строили порт, вернее, притворялись, что строили. Когда вернулась экспедиция Беринга, им просто некуда было деваться. Я был молодой, сильный. Считать хорошо умел. Чертить отец научил. А люди Беринга были в таком фаворе — что им дела предыдущего царствования? Все уже сладилось почти. Я не знал тогда, да и никто у нас не знал, что летом тридцать седьмого Миних взял Очаков, и кто-то в Петербурге решил, что он стал весить слишком много. Отец во время оно был знаком с ним довольно коротко. И по нашу душу приехали. А начать решили с меня. Думали, что проще развязать язык мальчишке.

Пинна вдруг почувствовала, как откуда-то изнутри накатывает тяжелая, медленная ярость — ей потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что это не ее ярость. Просто Волков, видимо, забыл блокировать волну.

— Я молчал довольно долго. Не знаю, смог бы я продержаться сам или нет. Наверное, нет. Они хорошо знали свое дело, и им был очень нужен результат. И тут мне повезло. Или не повезло. Предыдущий губернатор зря забыл про порт и зря заелся с Берингом. Его посадили. И назначили нового, из ссыльных, кто под рукой. Бывшего петербургского полицмейстера, графа Девиера. То есть тогда не графа. Уже. Или еще. Это замечательная должность была — генерал-полицмейстер при Петре.

Пинна кивнула. Восемнадцатый век ее не очень интересовал, но она запоминала почти все, что читала, а читала много. С книгами, особенно с научной литературой, было спокойно. Она вдруг подумала, что Волков даже не спросил ее, знает ли она, кто такой Петр Второй или Беринг. Ах да, конечно. Если бы она не понимала, он бы заметил.

— Но отца уже успели. Он увидел меня — и не выдержал, оболгал себя, мать, родных, друзей… А дальше Охотска ссылать некуда. Все пошли под топор — я один торчал у них как гвоздь в сапоге.

Ярость угасла. Заблокировал? Успокоился?