Проснувшись наутро, совершеннолетняя свободная девушка не обнаружила в каюте никого. Деда не было, и она решила, что он отправился в корабельный лазарет за экстренной похмельной помощью, но вдруг увидела оставленный на столе листок пластибумаги. Этот приметный прямоугольник заставил её вздрогнуть. Девушка подбежала к столу, обуреваемая нехорошими предчувствиями, и схватила белоснежный лист, испещрённый синими рядами букв и знаков, выстроившихся чётко, как солдаты на смотре.

От руки, почерком деда, было написано, что он выторговал досрочное освобождение внучки, заплатив за это собственной свободой. Дед вызвался исполнить какое-то запредельно сложное задание Организации. Признанное невыполнимым, но он – взялся. Поэтому по возвращении из наградного отпуска никто не нацепит Лане ошейник снова… Внучке старик велел и дальше использовать могущественные средства Организации для достижения той цели, ради которой они вышли на дороги Вселенной. Ещё дед написал, что в недрах системы для него самое подходящее место. От вездесущего и всемогущего зверя лучше всего укрываться внутри организма самого зверя. Дед сравнил себя с паразитом, который тихонько обретается внутри, в теле хищника, и потому этим хищником, привыкшим охотиться за жертвами вне себя, не будет ни обнаружен, ни уничтожен. Выйдет наконец-то из поля наблюдения… Теперь, когда его любимая девочка выведена на орбиту самостоятельной жизни, он может себе позволить отпустить её в свободный полёт и только просит… нет, он приказывает не искать его и даже не пытаться добывать какую-либо информацию о нём. Последний приказ командира солдату, последнее задание наставника ученице, последняя просьба дедушки к своей внучке – продолжать идти своей Дорогой. Поход должен продолжаться во имя светлой памяти всех тех, кто шёл раньше…

Освобождённая из рабства девушка как стояла, так и осела на пол, обхватила руками колени, уткнулась в них лицом и горько заплакала. Она получила долгожданную свободу, но заплатила за неё самую высокую из всех цен, которые только могла вообразить. Ценой её свободы стало одиночество. Теперь рядом с нею больше не было и не будет единственного родного человека, которому можно было открыться, на которого можно было положиться в любой ситуации, который всегда прикрывал спину, который понимал её без слов и который просто её любил.

Он пришёл из ниоткуда и ушёл в никуда.

Но сделал всё для того, чтобы здесь и сейчас оставалась, продолжала БЫТЬ она…

Смеётся потешно, аж похрюкивает, ну чисто кабанчик. Старец круглолиц и чем-то напоминает земного китайца. От узких щёлочек глаз тянутся румяные морщинки к пельменным ушам… Только вознамерился я перечить ему по поводу вишнёвой наливки, а головёнка собеседника уж разлетается, забрызгав всего меня мозгами и осколками черепа. Острая косточка вонзается в глаз, я отчётливо чувствую, он вытекает. Боли нет, боевой настрой перекрыл её. И когда я поспел очутиться за грудой камней?