Она глядела на него не мигая.

– Подумайте! Они поставили себя в такую ситуацию, что уже не могут пойти на согласие, а могут лишь осуществлять диктат. Они никогда теперь не поверят, что кто-то может положиться на то, что сами они выполнят договор. Они должны либо править, либо подчиниться. В противовес им другие африканеры должны сказать то, к чему я прислушаюсь, – я же сперва продемонстрирую силу, а лишь потом милосердие. Об этом я искренне сожалею. Обстоятельства, не предоставляя мне права выбора, вынуждают меня совершать то, что Рауль так любит называть «внешним давлением».

– А что, если мы не изъявим готовности к примирению? – спросила Брувер, замерев.

– Тогда мне придется стать строгим учителем. Впрочем, довольно. Извините, что позволил себе отвлечься. Мы должны обсудить сейчас ваше будущее.

Теперь она молчала, слушая его. Ее воинственности как не бывало.

– Вы понимаете, – продолжал Верещагин, – что, когда начнется война, вам придется выбирать. Во многих отношениях наши руки будут ничуть не чище, нежели у ваших соотечественников.

Она не отвечала.

– Некоторые, и даже многие из ваших, возьмутся за оружие. Вы можете примкнуть к ним. Или же можете связать свою судьбу с нами, рискуя при этом тем, что вас отлучат от вашего народа, и, возможно, навсегда. Единственное, чего вам не удастся, – это избежать выбора. Вам, – как, впрочем, и нам, третьего не дано.

– Я верю вам.

– Благодарю. Я редко прибегаю ко лжи.

– А если я выберу второе? Что будет тогда с Раулем?

– Предоставьте Рауля мне.

– Неужели вы никогда не прекратите играть им, словно марионеткой, дергая за ниточки?

– Юная леди, уже многие годы я привык говорить себе: «Этому – жить, а этому – умереть». Не принимать решения – уже само по себе решение.

– А какой выбор вы оставляете мне? Предать своих или предать себя?

– Слово «предательство», по моему мнению, тут неуместно. Прежде вы должны решить, какого будущего хочет ваш народ, а уж потом я позволю вам говорить о предательстве.

– А какое будущее предлагает нам Его Императорское Величество? – задала она контрвопрос.

Верещагин то и дело внимательно поглядывал на трубку, которую вертел в руках.

– Доверю вам одну государственную тайну. Какие бы инструкции ни дал Его Величество, вице-адмирал Ли, похоже, принял ванну в ядерном огне. Подозреваю, что к тому времени, когда я выясню наконец, что это были за инструкции, оба мы состаримся и поседеем. Для блага планетарной политики мне, по-видимому, придется действовать совершенно самостоятельно, на свой страх и риск.

Он дал время собеседнице осмыслить его слова. Глаза ее расширились.