– Так оно и было. Ладно, сейчас посплю. Ну а ты?
Санмартин не ответил. На низеньком столике стояла шахматная доска. Белые явно разыгрывали один из вариантов атаки Макса Ланге: старинный, рискованный и один из самых сложных шахматных дебютов. Кольдеве подержал в руке «съеденного» коня, поставил рядом с доской, а потом опустился на свою подвесную койку.
– Так вот вы где, – раздался женский голос. Кольдеве сделал слабую попытку открыть глаза.
– Выражаю вам свое соболезнование по поводу гибели вашего сводного брата.
Но она будто и не слышала.
– Я попросила Кашу проводить меня сюда, – сказала она.
Непонятно было, к кому из присутствующих она обращалась. Брувер робко присела на единственный в комнате стул. Она молчала. Санмартин продолжал внимательно изучать трещину на стене.
Кольдеве присел на койке и скрестил руки на груди.
– Ну хорошо. Эй, вы, двое! Мне плевать на то, что вы доводите друг друга, но вы начинаете действовать на нервы даже мне. Согласен быть судьей в вашем споре, если хотите.
Санмартин оторвался от созерцания стены.
– Ну, так что сейчас происходит? Есть у тебя на этот случай латинская поговорка? – резко спросила его Брувер.
– Но вы тоже не можете победить!
– Но назовем это победой. Спорим? – спокойно произнес он.
– Нет, ты слишком уверен. Ты что-то скрываешь, – возразила она, пристально вглядываясь в его лицо.
– Да. И не только я. Как по-твоему, что все это значит? Что-то вроде глупой игры из романов Ханса?
Комната была узка, и Брувер стояла достаточно близко. Ее кулак с размаху ударил в скулу.
Голова его дернулась. Глядя на нее, он заговорил намеренно бесстрастно:
– Так ты только руку повредишь. Если хочешь драться, делай это с умом. Возьми кусок железной трубы.