Пинаар понимал, что незапятнанные люди потянутся к Альберту Бейерсу. Его голос был ясен, а руки чисты от грязи поражения и диких потерь, позора атомного уничтожения. В тот момент, когда война-переросла в войну Кооса Гидеона Шееперсалгего обшарпанного Ордена против Бейерса и его голоса надежды, она была обречена на поражение.

Но даже в этих обстоятельствах, забыв о первоначальных причинах раздора, обезумевшие братья будут бить по братьям. Те, кто успеет раньше поднять руки, будут притеснять тех, кто не успел этого сделать, а эти, со своей стороны, станут убивать первых из ненависти и горя. Лихорадка и голод расползутся по стране, поскольку люди оказались оторванными от домов и полей. Бурский народ окажется разделенным, нация угаснет.

В конце концов на планете останется жалкое подобие страны африканеров, страдающих, истекающих кровью. Лишь самые безжалостные люди способны спокойно наблюдать за таким исходом. Но гораздо чаще безжалостных людей войны начинают маленькие, запуганные людишки, которые закрыва-> ют глаза на посланные Богом знаки.

Кто-то сказал, что бурский народ может спастись бегством… Может вернуться к дикости, вверив свою судьбу в руки Господа, чтобы он кормил их, как первых переселенцев.

Они могут погибнуть, нация дикарей.

Пинаар взглянул на свои руки и подумал о собственных заброшенных полях. И решил, что тут не о чем дебатировать и состязаться в доводах. Он видел все безжалостно ясно и не был настолько безжалостным, чтобы пожелать своему народу плохого.

Он знал, что есть люди, которые не согласны с ним и думают иначе. Он также знал, что есть люди, безжалостность которых не имеет границ – в силу их личных амбиций.

После всех этих размышлений Пинаар с холодным бесстрастием обратился к Мигеру.

– Моя внучка свое дело сделала, и сделала правильно, – сказал он загадочно. – Теперь я должен сделать свое. – Он снял головной убор, тщетно стараясь стряхнуть с него воду. Потом он произнес: – Мой ирландский собрат, Коос Гидеон, скоро соберет встречу. Я думаю, самое время поговорить.

Перед собранием, на которое Шееперс созвал всех своих генералов, Пинаара беззастенчиво обыскали у дверей на предмет наличия оружия. Пинаара это даже немного позабавило – тем, что Шееперс или Стридом так дрожат за свою старую шкуру.

Обе ноги у него были натерты, правая так, что на нее было невозможно наступать. Пинаару впервые пришло в голову, что он, похоже, действительно старик. Он сжал губы. Он подумал, что есть такие вещи, которые старые люди не могут просто так оставить молодым.

Говорил Стридом, но Пинаар почему-то не слышал ни слова. Пинаар обводил глазами зал и буквально физически чувствовал смердящий запах страха. Многие кашляли. Пинаара поразило, как мало осталось из тех, кто начинал все это. Что Бог ни делает, все к лучшему.