Огненный росчерк ударил по ещё одной отползающей самоходке. 'Скорпион' продолжал пятиться, но вот рядом с корпусом пронёсся мимо следующий снаряд, за ним прямо в боковой триплекс попал другой. 'Скорпион' встал и задымил, в открытых люках так и не появились фигурки в танкистских комбезах, видимо выбираться уже не кому.
— Чёрт! Не пойму… — поручик повернулся к егерям. — В каком подвале? Нихрена не понятно…
— Я проведу, — вызвался один из 'соседей' и представился: — Егерь шестой роты второго батальона Громкий. Я знаю как пройти, раненых туда оттаскивал.
— Добре… Ну, погнали тогда!
Бежали под пулями часто залегая и меняя направление. Громкий на ходу пояснил, что кратчайшим путём не пройти, пришлось делать крюк, огибая разрушенный пакгауз. КП комбата-2 размещался в подвале кирпичной двухэтажки.
Провожатый залёг за обрушенной стрелой крана метрах в двадцати от дырявого как решето здания. Масканин и Прошников залегли рядом.
— Чего разлеглись-то?! — крикнули из двухэтажки. — Щас гранату кину!
— Я тебе кину! — заорал Громкий. — Я тебе так кину! Я тебе щас в зад её засуну! Своих не узнаёшь?!
— Громкий, ты что ли там горлопанишь?!
— Я!
— Не узнал! Долго жить будешь! Давай сюда!
— Пошли, — повернулся егерь. — Теперь не стрельнут.
Масканин сорвался за ним. Добежали до стены. В проёме лыбилась поцарапанная рожа часового с ручником, а где-то рядом звучал чей-то мат.
Часть подвала была отведена для тяжёлораненых. Громкий провёл по лабиринтам комнат и 'сдал' 'соседей' часовому у двери.
— Поручик Масканин, — представился Максим. — Мне к вашему комбату…
— Капитан Котельников в лазарете. Он тяжело ранен, — доложил возникший как из воздуха пожилой унтер. — Сейчас за него энша штабс-капитан Арефьев.
— Проводи.
Унтер кивнул и отворил дверь. А Масканин слегка напрягся от радости. Начштаб 2-го батальона Димка Арефьев ещё пару месяцев назад был у него ротным. После перевода Арефьева во второй бат, Максим его теперь видел крайне редко.
Со спины Димку было не узнать. Он стоял у стереотрубы в затёртом и засаленном бушлате и последними словами распекал по рации кого-то из подчинённых. Если б не знакомые интонации и голос — точно не узнать!
Наконец он стянул вольногорку, снял наушники, вернув шапку обратно на балду и, отложив тангенту, повернулся.