— Стойте, стойте, стойте! — воскликнул Васнецов, который до сего момента лишь отрешенно слушал. — Двадцать процентов… семьдесят… Хватит! Неужели без этого никак нельзя?! Люди не должны убивать людей, как вы не понимаете! Илья! Вспомни Москву! Вавилон! Екатеринбург! Неужели тебе все это не осточертело?!
Людоед как-то странно посмотрел на него, затем вздохнул и произнес:
— Ладно. Предлагаю другой план. Развесим на берегу красочные транспаранты и встретим Гау оркестром и теплыми объятиями. То-то хорошо будет.
Старшина тихо засмеялся.
— Молодой человек, — проговорил он, пыхнув трубкой. — Что вы хотите конкретно?
— Я и Крест, вдвоем, можем достать Титоса. Мы убьем его, и все. Он не сможет больше влиять на умы людей. Илья! Мы ведь можем!
— Мы много чего можем, блаженный. Но мы не в силах изменить людей. По-твоему, со смертью Титоса они перестанут быть теми самыми людьми? Это ничего не даст. У них есть своя идея. У них есть свои взгляды на жизнь. Своя правда и свои устремления. Так ли уж важен тут этот морлок? Вон, Гитлер когда еще преставился, но дело его и поныне живо. Ты разве не помнишь Москву, о которой мне тут говорил? Да разве кто-то помнит сейчас про этого Гитлера? Но его суть жива в людях. Да, в каждом человеке живет Бог и дьявол. Но вот кого там больше… За это несет ответственность не один лишь Титос. Все люди. Каждый. А Титос лишь ветер, который раздувает огонь. Перестанет дуть ветер, и огонь не погаснет все равно. Затуши огонь, Коля. Затуши его холодными водами.
* * *
Где-то на улице гудели двигатели еще работоспособных машин. Приготовления к отражению атаки шли полным ходом. Николай еще раз окунул ложку в алюминиевую миску с чем-то отдаленно напоминающим кашу. Пища не пахла. Не имела вкуса. Просто выглядела неприятно. Но Лена сказала, что этот концентрат весьма полезен. Особенно перед боем на холоде. Лена… Он украдкой взглянул в ее сторону. Она сидела в дальнем углу столовой рядом с Людоедом, который сосредоточенно водил точильным камнем по лезвию катаны.
Николай всегда был наделен хорошим слухом. Но с тех пор как он стал морлоком, он чувствовал, что слух этот стал еще острее. Да, несложно расслышать, о чем они тихо говорят…
— Великий воин предвкушает скорую битву, — улыбнувшись, произнесла она. — Уповаешь и молишься на войну?
— Не война делает воина благородным, а сохраненный им мир. Мир сохранить не удалось. А значит, и благородных воинов не существует.
— Ведь тебя ждет кто-то? — спросила вдруг Лена.
— Да. — Людоед медленно кивнул.
— Счастливая. — Лена отвернулась к непрозрачному окну из толстых стеклоблоков.