Перед самым заграждением с возницы слетела окровавленная папаха. У вожжей его заменил ефрейтор Мельник, вовремя подстегнувший коней и так же вовремя их приструнивший.

Всё с тем же свистом и матом ударники бросились с настилом на заграждение. Упал с пулей в груди рядовой Пономаренко, его место занял Авестьянов. Добежали, набросили, залегли, хватая ртом обжигающий морозный воздух.

Вдруг сильно и жалобно заржала лошадь.

– Хлопцы! – крикнул сзади возница, ввернув пару матерных. – Видцепляй кобылу!

Оглянувшись, подпоручик увидел как бьётся в агонии одна из лошадей. Её крики и судорожный храп пронимали по дрожи. Кто-то выстрелил, пресекая мучения. Трое бросились к упряжке, помогая Мельнику распрягать.

Подпоручик передёрнул затвор и повернулся к траншее. Сажен сто осталось до неё. Среди мелькания богатырок, он приметил одну неподвижную. "Выцеливает!" Авестьянов видел его выстрел, сразивший солдата у упряжки. Унял дыхание, поймал на мушку остроконечный шлем и плавно нажал на спусковой крючок. Винтовка привычно ударила в плечо. Не зрением даже, а шестым чувством Авестьянов ощутил как его пуля вышибла врагу мозги.

– К чёрту упряжку! – скомандовал подпоручик. – Все за мной!

Он бросился к настилу, залёг, выстрелил почти не целясь. Вскочил и по колено в снегу побежал. Солдаты бросились следом, подбадривая себя свистом. А в это время на дровнях уже неслась вторая рота, неслась по проторенному пути.

Подпоручик вновь залёг, выстрелил. Где-то справа к траншее добрались две упряжки, там началась рукопашная. Авестьянов вскочил и молча побежал, проваливаясь в снег. Усталости не было, кровь просто бурлила, придавая сил. За ним бежали солдаты, стреляя навскидку, громко свистели, наводя ужас на красных. У нескольких большевиков сдали нервы, они покинули траншею и дали дёру. Кто-то из своих разрядил им в спины маузер.

Пятнадцать сажен… десять… пять… Авестьянов запрыгнул в траншею, на лету заколов красноармейца. Отбил винтовкой штыковой удар второго "товарища", одновременно пнув его в живот. Штык вошёл красному в шею. Перепрыгнув через убитого, подпоручик бросился вдоль траншеи, в которой уже закипела рукопашная. Крики, мат, выстрелы, хрипы умирающих. У многих ударников были наганы и даже люгеры, сабли и кинжалы тоже пошли в ход.

Откуда-то рядом потянуло густым чадным дымом. Красноармеец вывернул из дыма внезапно, что-то крикнул и начал орудовать винтовкой как копьём. Латышского Авестьянов не знал да и плевать ему было, что прокричал этот краснопузый, он поймал нацеленный в грудь удар на цевьё и увёл его вверх и в сторону, следом вмазав окованным прикладом под челюсть. Дальше началась свалка, винтовку пришлось бросить, штык застрял в рёбрах очередного латыша. Подпоручик рубил саблей, потом в левую руку подобрал у мёртвого краскома заряженный наган.