Она всегда что-то такое говорила, и плевать, что я — офицер с высшим доступом — так и не нашла в базах ни одного выдающегося человека по фамилии Ленгли. Наверное, если бы мама не сошла с ума, выдумала бы что-то о партеногенезе.
Я сидела в парке, смотрела, как нарисованное солнце блестит сквозь нарисованные деревья, и думала о том, кто я. Безотцовщина, гражданка третьего ранга, рыжая коза. Подданная Первого Гражданина Лоренца. Капитан фрегата «Нигоки».
И просто кукла.
Я ведь когда-то плакала над вьюнцом, уколовшим лапку. Смешной такой волосатик был. И рисовала я только в теплых тонах. И по курсопрокладке не любила решения, где требовалось жертвовать экипажем, даже разрыдалась над задачей, в которой не было иного ответа.
А еще я ломала руки на атлетике. В смысле, спарринг-партнерам ломала, потому что я лучше их. Ну, и спасательные капсулы я тоже расстреливала без особых сантиментов. Потому что они проиграли, vae victis — и все дела тут.
Прав господин психодинамик Бюлов. Жить да радоваться: устроила случайный геноцид — и ни в одном глазу. Подумаешь, четыреста девяносто три живых существа.
***
Я стояла перед дверью шефа и тянула руку к ручке. Даже когда я войду туда, еще не поздно все отменить: можно ведь сказать, что зашла просто так, ага. Конечно, я у шефа в любимицах еще с космоходного. Опекун, наставник, обаяшка.
И не надо вот этого. Женщиной я не с ним стала.
— Разрешите?
— А, Аска.