Это было очень странно. И сам говоривший, не пожелавший быть узнанным, и то, что он сообщил. Нужно было рассказать об этом разговоре Астерию и спросить, что он о нем думает. Невин вышел из комнаты и отправился искать Хранителя.
* * *
В городе было тихо. Казалось, все его жители спят, но Мейстер знал, что это не так. Он сидел на крыше, у самого края, и, подставляя тело ветру, глядел вдаль, туда, где вдоль берега одного из многочисленных прудов Венста скользила маленькая лодка с белым треугольным парусом. В ней сидели двое: девушка и юноша. Их силуэты четко вырисовывались на фоне водной глади.
Это было красиво, но Мейстер был уверен, что сможет сделать лучше, превратить этих влюбленных в настоящее произведение искусства. Они определенно подходили для этого: молодые и прекрасные, как весеннее… Что? Мейстер не знал, верно ли он помнит солнце, чтобы сравнивать с ним что-либо.
В любом случае это то, что ему нужно. Вампир начал спускаться по стене, цепляясь когтями за каменные выступы, бесшумный и незаметный: от посторонних глаз его скрывал его Дар – Тень.
Парочка влюбленных скользила в лодке вдоль берега, но не причаливала. Мейстер осторожно спустился по стене, стараясь не упускать их из виду, а затем устремился извилистыми улочками к пруду. Никто не заметил его, и вскоре он уже следовал параллельно лодке, жадно втягивая воздух, чтобы уловить запахи катавшихся людей.
Наступили первые числа весны, а она в Малдонии была ранней. С самого утра дул теплый ветер, разогнавший тучи, а солнце растопило на прудах и озерах тонкий лед. Любители водных прогулок не замедлили воспользоваться этим и весь вечер развлекались, катаясь на лодках. Но одна влюбленная парочка задержалась дольше других – возможно, желая остаться наедине.
Месяц высеребрил воду, и она казалась дрожащим расплавленным металлом или пролитой ртутью. Мейстер подошел к самому берегу и опустил руку в прохладное черное зеркало пруда. До него доносились смех и шепот, тихий плеск и хлопанье паруса – ветер был слабым, и полотнище то провисало, то вновь надувалось.
Мейстер перебирал в голове картины, которые можно создать из этих прекрасных тел, пока еще даже не подозревающих о великой роли, которую им предстоит исполнить, – послужить средством, стать частью великого произведения искусства. Он подчеркнет красоту уродством, покажет ее хрупкость и зыбкость, докажет, что отвратительное – всего лишь обратная сторона прекрасного и что чем омерзительнее черты, тем о большем совершенстве они свидетельствуют, напоминают, ибо нельзя мыслить о степени уродливости, не имея при этом в виду степень прекрасного.