Дьяк вспомнил свое последнее свидание с Ольгердом. Тогда он проверил наличие магии вокруг капитана и обнаружил мощное устойчивое колдовство. Именно оно и позволяло Эрнадилу принимать облик других людей. Эта способность не была врожденной, его снабдил ею некто, имеющий достаточно силы, чтобы называться настоящим магом. Вероятно, старик, преподавший Ольгерду уроки трансформации, и был тем, кто сотворил с ним это, но он мог оказаться и простым посланником. В любом случае никто из известных Дьяку магов не подходил под описание, данное Эрнадилом. Разумеется, колдуну ничего не стоило навести морок и предстать перед Ольгердом в любом виде, но и это не помогало разгадке.

Дьяк подозвал кравчего и рассеянно смотрел, как тот наполняет его кубок золотистым вином, запасы которого обнаружились в дворцовых погребах и тут же поступили в распоряжение нового короля.

Циркачей сменили музыканты. Некоторые из них играли на инструментах, которых Дьяк никогда прежде не видел. Они издавали протяжные вибрирующие звуки различной высоты, сливаясь в плотное гудение, сходное с жужжанием насекомых. Музыка была не похожа на ту, что можно было услышать на улицах Ялгаада, казалось, ее написали специально для королевского дворца, чтобы дать исполнителям возможность посоревноваться в своем искусстве. Дьяк заслушался и не заметил, как задремал. Громкий пассаж заставил его вздрогнуть. Он обвел трапезную взглядом и решил, что пора готовиться ко сну. Подозвав Диодора, Дьяк передал ему свое желание, и тотчас же зал начал пустеть. Король поднялся из-за стола и двинулся в свои покои.

* * *

Невин протянул руку к огню и ощутил его ласковое прикосновение. Мертвая плоть не чувствовала боли, пламя почти не причиняло вампирам вреда – только высасывало силы. Вот и сейчас ладонь Невина словно погрузилась в ледяной воздух. Он убрал руку и посмотрел на сидевшего напротив Дарона.

– Мы все ближе к цели, – сказал Невин, тщательно подбирая слова. – Казалось бы, все должно меркнуть при мысли о предстоящей победе и славе, но как много произошло того, о чем я не могу не жалеть.

– О чем вы, Ваше Величество? – спросил Дарон, поглаживая витой рог, окованный серебром, из которого он время от времени делал долгий глоток.

– Например, Калигорст. Когда я вспоминаю о том, что этот выскочка Валентин потерял одну из самых дорогих нашему роду реликвий, меня охватывает ярость. Я понимаю, что скоро этот древний и прославленный меч снова окажется в наших руках (если, конечно, Дьяк или кто-нибудь другой не приказал его уничтожить), но оплошность Валентина вызывает у меня гнев. Если он не сумел сохранить этот символ нашего военного могущества, испугавшись жалких малдонских рыцарей, то зачем было прикладывать столько сил к тому, чтобы завладеть им?