Нда… Мощно мы сегодня с Мусаилом погуляли…

Сверху упала какая-то огромная тень, по ушам бил отчего-то до боли знакомый гул, на меня обрушился мощный поток воздуха.

Я поднял взгляд к небу.

Невдалеке от меня на землю опускался «Ми-8» с красными звездами на камуфлированных бортах, а в воздухе нарезал круги, прикрывая его, «крокодил», он же «Ми-24», правда, какой-то незнакомой модификации — вместо неподвижной курсовой 30-миллиметровой спарки или четырехствольного роторного пулемета, у него в носу виднелась подвижная пушечная турель калибром миллиметров эдак в двадцать — двадцать три…

Из распахнувшихся дверей «восьмерки» высыпали крепкие парни в полной боевой экипировке с «калашами» наперевес. Следом выскочили несколько человек в камуфляже, один из них тащил большую сумку с красным крестом. С несколько отрешенным видом я смотрел, как десантники оцепили место приземления контактной капсулы, а «летчики» подбежали ко мне.

— Эй, пацан, ты как? — озабоченно спросил меня, придерживая висящий на плече автомат стволом вниз, один из них. Я механически пробежался по нему взглядом — молодой парень лет двадцати, русоволосый, сероглазый, на погонах звездочки старшего лейтенанта.

Не сразу до меня дошло, что со мной впервые за уже очень долгое время говорят на моем родном языке.

— Командир, да он же по-нашему не кубатурит, наверное! Попробуй на инглише, — подал реплику другой солдат.

— Я… Я вас понимаю… — хрипло ответил я. — Меня… Раниро немного…

Хм, а отсутствие языковой практики и постоянные разговоры на японском сделали свое черное дело — на своем же родном языке я уже начал говорить с вполне заметным акцентом, хотя и все так же четко.

— О, ни хрена себе! — удивился один из солдат оцепления. — Понимает, самурай! А я думал, они тут вообще по-человечески не говорят…

— Макс, заткнись, быстро, — резко осадил товарища парень, говорящий со мной.

— А че я такого сказал-то?