– Что там, Христиан? – спросил Паоло у кучера.

– Не видно отсюда, ваша светлость, – ответил парень.

Графа охватило неясное, томительное предчувствие, а за века беспокойной жизни он привык доверять ощущениям искаженной души, полагая их знаками от самого Хозяина.

– Луиджи, – негромко позвал он.

Чуткий слух стрикса уловил призыв господина, и охранник подлетел к карете. Нагнувшись, спросил:

– Прикажете разведать?

– Да, друг мой, – кивнул Паоло. – Мы подождем. Только будь осторожен. Христиан, останови карету!

Спешившись, Луиджи направился к Зюйдеркерк. Остальные охранники гарцевали неподалеку от кареты, зорко следя за тем, чтобы никто не подобрался к семье графа. Луиджи тем временем принялся довольно грубо расталкивать народ, и вскоре исчез из виду.

Когда гигант вернулся, Паоло сразу понял: случилось что-то очень нехорошее. На простоватой физиономии Луиджи явственно читалась тревога.

– Вам бы самому взглянуть, мой господин, – пробормотал он, покосившись на женщин. Лукреция сделала попытку выбраться из кареты вслед за мужем, и охранник с наивной заботливостью добавил: – Вы бы, ваша светлость, сидели на месте. Не дамского ума это дело…

Графиня одарила его убийственным взглядом, но осталась в карете: и она и Паоло прощали Луиджи его неотесанность, считая, что это с лихвой искупается верностью.

Делла Торре зашагал за охранником. Тот, словно таран, взрезал толпу, прокладывая дорогу своему господину. Возле крыльца Луиджи остановился, пропустил графа вперед.

– Ах, не к добру это, не к добру! – причитала пожилая женщина.

– Знамение! – значительно поддакивал старик в одежде мастерового, указывая в небо заскорузлым пальцем.

– Отриньте безбожные суеверия, дети мои! – говорил пастор.

Священник, пытаясь как-то успокоить горожан, цитировал Библию. Из его речей следовало, что в случившемся не нужно усматривать ни знамений, ни происков нечистой силы. Но народу верилось слабо. Ведь прямо перед собой люди видели доказательство обратного.

Перед церковью, раскинув руки и устремив в темное небо остекленевший взгляд желтых глаз, лежал получеловек-полузверь. Его обнаженное тело было изогнуто в агонии, длинные пальцы с черными когтями скрючились, словно старались впиться в камень крыльца. Из пасти тонкой струйкой стекала вода и скапливалась под ужасной головой, образуя маленькую лужицу.

– Три десятка лет назад, перед большой чумой, в городе видели человека с козлиной головой, – проговорил старик, набивая трубку. – А нынче вот с собачьей какой-то, что ли… Знамение это!

– Сжечь поганую нежить! – раздался женский выкрик из толпы.