Минут через десять они отодвинули засов наружной двери и осторожно, держа стволы наготове, завернули за угол. Там их глазам предстала незабываемая картина. От плаца до промзоны растянулась огромная, не меньше тысячи голов, живая цепь. Мутные глаза, словно у людей под гипнозом. Слаженные движения. Быстрые руки, цепкие пальцы… По цепи плыли железные вёдра, полные лака, разных красок, ацетона, уайт-спирита, — всего, что нашлось. Заканчивалась цепь на крыше здания администрации. Там стоял крепкий и ловкий зэк, старательно опорожнявший в чердачное окно ведро за ведром. Вёдра были десятилитровые, новенькие и блестящие, не иначе как со склада готовой продукции…

— Ох и ни хрена себе! — прошептал Колякин, судорожно вздохнул и машинально клацнул затвором. — Патронов-то и не хватить может…[195]

Живая цепь вдруг показалась ему единым организмом, идущим на поводу чьей-то управляющей воли. Придумал же кто-то всех выстроить, организовать процесс, сообразить в плане вёдер и горючей смеси? Нет-нет, людоеды орудовали не сами по себе, кто-то их вёл…

Колякин пригнулся, кивнул Ржавому и свистящим шёпотом приказал:

— Давай, Сусанин, веди.

И они пошли — вслушиваясь, вглядываясь, держа стволы наготове. Тяжелее всех оказался вооружён Абрам. Помимо двух «калашниковых», трех «макаровых» и баула, он пёр ещё деревянный ящик с двумя цинками. Естественно, на голове. Колякин уже и не удивлялся. Его рассудок просто фиксировал происходившее, утратив, кажется, способность чему-либо удивляться.

А площадка для съёмок третьеразрядного ужастика всё тянулась и тянулась кругом, и конца-краю ей не было. Кровь, раскиданные кости, обрывки одежды… Горел барак двенадцатого отряда, на крыше клуба отбивались ступерами, из библиотеки раздавался нечеловеческий визг.

Казалось, ад уже взошёл на землю, и уже небо как свиток, и как власяница — Луна, и навсегда убиты любовь и надежда, и уже погасло солнце, и нету пути…

Но, как оказалось, выражение «глаза страшатся — руки делают» относится не только к неприподъёмной работе. Постепенно беглецы миновали жилую зону, пробрались на производственную и припустили рысцой к металлическому цеху. Бежали, впрочем, недолго.

— Стоп! — вдруг вскинула руку Мамба, в её голосе слышалась отчётливая тревога. — Там эти твари, они ждут нас. Их десятка три.

«Там» — это за высоким штабелем брёвен, громоздившимся у лесопильного цеха.

— Да откуда тебе знать, ты же не местная, — начал было Ржавый, но тут, как и предсказала Мамба, брёвна зарокотали и покатились, этак картинно, словно в низкобюджетном боевике, и показался пёстрый, но очень слаженный взвод. Зэки, вольняшки, контролёры…