Сознание ученого выключилось вместе со взрывом гранаты, прогремевшем в стальном чреве БТРа. Серебрянцев еще помнил, что пытался заслонить ребят, а дальше… Пришел он в себя внутри троллейбуса. Того самого, что стоит поперек улицы Кирова. Выбрался старик наружу и сразу увидел указатель «Поселок „ПОДОЛЬСК“, 300 м.». Всего триста метров!
— И чего это ты такой счастливый? — Леший как всегда подошел очень тихо. И если бы я не знал этой его привычки, то сказал бы, что подкрался.
— Выглядит вроде нормально, — ответил я другу.
— Тебе что повылазило? — возмутился подполковник. — Какое там нормально! Башню теперь не повернуть. У нее теперь сектор обстрела в лучшем случае градусов сто шестьдесят! Бортовые двери заблокированы намертво. И это я еще не вспоминал, что ты как водитель потерял половину обзора.
— Балда! — покачал я головой. — Серебрянцев выглядит нормально.
— А-а-а, ты о нем… — Загребельный еще несколько секунд изучал цепочки прямоугольных блоков, которые в трех местах перетянули стальное тело бронетранспортера, а затем перевел взгляд на человека, который их монтировал.
Наши взгляды не укрылись от пожилого ученого. Но Ипатич не страдал звездной болезнью, а поэтому не отнес их на свой счет. Серебрянцев решил, что в нас вновь закралось сомнение относительно этого странного устройства.
— Просто гениальное изобретение! — прокричал он нам. — Этим ребятам из «Молнии» памятник надо поставить.
— Надгробный, — мрачно пошутил Леший.
Старик поник плечами:
— Да… жалко, что погибли.
Слова Серебрянцева мы едва расслышали. Скорее прочли по губам. В мастерской Рынка сейчас было довольно шумно. Особо не поговоришь. Недавно вернулась группа старателей. Фомин отправлял их на юго-западную окраину города, в зону, где когда-то шли бои. Только там среди сотен искореженных и расплавленных боевых машин можно было отыскать запчасти для моей «восьмидесятки». Мужики оказались настырные и таки откопали десяток рабочих амортизаторов плюс два торсионных вала. Сейчас все это сокровища чистили, смазывали и красили.
Чтобы не напрягать как слух, так и голосовые связки, мы с Андрюхой подошли к самому борту БТРа. Загребельный помусолил свисающий разъем какого-то еще неподключенного кабеля и поморщился:
— Паршиво как-то на душе. Из-за этой штуки сволочь Зураб две сотни человек положил. А мы как будто его наследники. Пользуемся тем, что папик заготовил впрок.
— Раз уж система оказалась в наших руках, то глупо ею не воспользоваться. Только бы сработала.
Я как будто оправдывался и причем не очень уверенно. Наверное потому, что меня тоже жгло чувство стыда. Перед мертвыми оно было ничуть не слабее, чем перед живыми.