– Что ты задумал? Чего ты хочешь этим добиться?

Зали вплотную подошла к Ное и заглянула ему в глаза. То, что она увидела в них, испугало её еще больше, чем предыдущая сцена. В этих глазах была пустота и черная одержимость – больше ничего.

– Ты хотела, чтобы все изменилось? – Вместо ответа сказал Ное, – Прямо сейчас все меняется и больше никогда не станет прежним. А теперь возьми веревку.

Зали кое-как привязала руки Келгани к стулу. Больше всего ее поразило то, что аж-сул практически не сопротивлялся – если не считать сопротивлением вялые конвульсии. Он уже был сломлен и готов принять судьбу, какой бы она ни была. А, может быть, он сдался задолго до того, как лишился глаза. Утром, когда его взяли в заложники? Или ночью, когда началось восстание? А, может быть, еще раньше? Ответа не было.

– Ты уж закончила? – спросил Ное. – Тогда подай мне нож. Вон там, на полу, – он указал на окровавленный кукри грубой работы, валявшийся в двух шагах.

Зали подняла нож, посмотрела на искривленное лезвие, затем на Ное. Он перехватил её взгляд и сказал:

– Только не вздумай мне угрожать. А то ведь я могу засомневаться в твоей любви. К тому же, у меня есть пистолет. И поверь, мне очень не хотелось бы им воспользоваться.

Зали колебалась. Перед ней стоял тот, кого она любила, но сейчас он совсем не был похож на себя. Да и Келгани – каким бы бездарным аж-сулом он ни был, не заслуживал таких пыток и унижения. Однако, у Ное действительно был пистолет, и по виду камаштли было понятно, что он готов пустить его в ход. В последний раз взвесив нож в руке, Зали отдала его Ное.

– Так-то лучше, – улыбнулся он и, повернувшись к Келгани, продолжил. – Сейчас ты станешь понимать меня еще лучше. Может быть, ты даже посочувствуешь мне и не будешь винить за то, как я вас всех, цул-атов, ненавидел все эти годы. Главное, не отключайся. Впереди нас ждет еще много интересного.

Ное ухватил нож поудобнее и склонился над Келгани. Сделав по два параллельных надреза, образовавших квадрат на груди аж-сула, аккуратно поддел кожу и короткими уверенными движениями кончиком лезвия, стал отделять ее от плоти. Он в точности повторял действия дикаря, который двадцать один год назад то же самое проделал с Ное.

Келгани взвыл, от чего Зали захотелось закрыть уши. Ное только шире улыбнулся – для него этот звук лился как песня.

– Потерпи еще немного, – приговаривал он. – Вот так, хорошо. Не нужно на меня злиться. Я ведь только хочу объяснить, что, когда терпишь такую боль, сражаясь за благо своего народа, то потом очень обидно вместо благодарности получить клеймо на память. Мне даже сложно передать тебе, насколько это обидно.