- Ну, тихо, тихо, - сказал он. Без следа той извечной язвительности, что всегда присутствовала в голосе. Дзюнко заметила. Широкая ладонь снова погладила ее по плечу, затем отечески опустилась на макушку, трепля и без того разворошенную прическу. - Все я понимаю, глупый ты детеныш.
- Я... - она пыталась что-то сказать, ежесекундно шмыгая носом. - Я просто... Я не хотела... Я девочке внушила просто... Просто подойти к отцу и сказать... Всякое... Как будто она... А он... Он сам ее... И потом сам... Са-а-ам! Я просто хотела ее... Чтобы она подумала, будто я ее дочь... А они... Ненавижу их всех... Ненавижу...
- Знаю, знаю, - он гладил ее по голове, как маленькую. И ей почему-то было так приятно...
- Когда у меня начали получаться эти... Все эти штуки... Я подумала, что профессор не соврал... Сволочь, сволочь... Ненавижу его... Он сказал, что я принадлежу дьяволу... И я стала... Я подумала... И все остальные, все эти сытые рожи в школе... Ненавижу их всех...
- Глупый злой ребенок, - сказал сверху Сэм. - Нашла кого слушать. Профессор Кобаяси был больным на всю черепушку.
- Откуда... знаешь? - всхлипывая, ухитрилась задать осмысленный вопрос девушка.
- Да мне ли его не знать... Слушай, Китами, ты перестанешь реветь, если я тебе пообещаю, что никто тебя больше не обидит?
- Честно? - от неожиданности она даже перестала шмыгать носом.
- Еще бы.
Огромная ладонь снова ласково прошлась по макушке. И чудесным образом смахнула истерику. Просто она вдруг поверила: дальше с ним все будет хорошо. Он не обманывает.
- Ладно, - она отстранилась, оставив не его рубашке мокрые следы. - Все, я успокоилась.
Дзюнко принялась ожесточенно тереть ладошкой глаза, избавляясь от слез. Надраив лицо досуха, она посмотрела на Сэма, задумчиво теревшего рубашку кончиком галстука.
- Ох уж мне эти девочки, - он поднял на девушку взгляд, теперь лукавый, из-под сузившихся век. - Ну, Китами Дзюнко, теперь ты можешь мыслить конструктивно?
- Могу, могу
- Вот и отлично. Значит, слушай сюда: что и как обстоит с тобой, сатанизмом, твоими способностями и всей прочей ерундой, я тебе расскажу, когда все закончится. А сейчас еще рановато, потому что...
Его слова прервал грохот. Не тот, едва слышный, что какое-то время слышался внизу, а потом и вовсе затих. Этот грохот случился где-то снаружи. На пустынной, а потому тихой, улице. Ватанабэ невозмутимо продолжил:
- Вот, собственно, что сейчас происходит. К сожалению, нам придется еще попрыгать и побегать.
- О чем ты?