Из школы он вышел чуть живой. Выйдя за школьные ворота, он уже было поверил в немыслимую удачу, с приглушенной тревогой думая о завтрашнем дне. «А завтра я заболею. Скажу родителям, что живот разболелся, и не пойду в школу, а там… Там он все забудет», — с облегчением думал Кирюха, почти бегом улепетывая домой. А спустя несколько секунд он услышал позади топот. Вжав голову в плечи, он рванул быстрее, боясь оглянуться. И тогда раздался окрик.

Расправа была унизительной, как и предполагал Васютин. Наградив пятиклассника парой увесистых тумаков, Москалин на этом не остановился. Под дружный хохот школьников, направляющихся домой, он извозил Кирюху в первой попавшейся луже, с чувством вытерев об него ноги.

— Не трогай меня, а то я тебя… я тебе… — еле слышно лепетал пятиклашка, невпопад суча кулаками и глотая слезы.

Закончив показательную экзекуцию, второгодник с утробным хрюканьем втянул носом воздух и смачно харкнул на голову перепачканному Васютину, сидящему в луже.

— В расчете, — коротко постановил он, обвел торжествующим взглядом глазеющую детвору и пошел прочь, важно прикуривая на ходу.

От стыда не хотелось жить даже ради грядущих летних каникул. Жестокий смех школьников пожирал его самолюбие и гордость. Впервые Кирюха не хотел быть собой, ведь стыдился он не грязных мокрых штанов. И не плевка, запутавшегося в ежике его жестких рыжих волос. Он стыдился себя — своей беспомощности и трусости. Стараясь не разрыдаться, он неловко отряхнулся и поднял из лужи портфель.

Но самое главное потрясение этого гадкого дня ждало его впереди.

Хотя он и старался не смотреть на свидетелей своего позора, краем глаза все же заметил, что от расходящейся толпы отделились двое. К нему направлялись Стас с Генкой. Видеть сейчас он их не хотел, но все же подсознательно радовался им, ожидая дружеского утешения и поддержки. А когда они подошли к нему, тяжелая волна обиды обдала его изнутри. Кирюха смотрел на своих закадычных друзей, с которыми нередко искренне делился последним, и не мог поверить своим глазам. Не мог поверить, что они так просто и сразу предали его. Он знал, что они не полезут в драку с Москалиным — на такое бы в школе не решился никто, даже десятиклассники. Этого он от них не ожидал. Но Генка и Стас, рассматривая его, грязного, мокрого и оплеванного, не могли сдержать улыбок, сквозь которые прорывалось мерзкое хихиканье.

— Предатели, — зло выговорил Васютин, отворачиваясь от друзей.

— Да мы че, виноваты, что ли, что ты Москалину на башку плюнул?! — стал возмущенно оправдываться Генка.