Светлый фон

Не произнеся больше ни слова, Октавия удалилась. Пес послушно последовал за ней, все это время не отводя от Рувена безглазого лица.

Когда они ушли, Повелитель Ночи обошел трон, обратив внимание на одеяло, которым была накрыта психочувствительная металлическая рама. Заинтересовавшись, он пригнулся и приложил щеку к металлическому подлокотнику. Холодно, болезненно холодно для смертного, но едва ли смертельно. Он вновь выпрямился с усиливающимся отвращением.

Эта женщина была ленивым созданием со слабым разумом. Им будет лучше без нее. Убить ее прямо сейчас — только разозлить пророка, однако от нее можно избавиться иными способами. Рувен никогда не испытывал трудностей с ведением кораблей через варп. При помощи силы воли колдовством можно было добиться того, чего навигатор достигал благодаря удачному витку генетики. Рувену не было нужды вглядываться в варп. Он мог просто пробить путь напрямик.

Трон был для него слишком мал, его проектировали для существ меньшего размера. Неважно. Он пришел из-за стен. Больше нигде на корабле не было настолько толстых перегородок между помещениями. Боевой крейсер нельзя было назвать тихим местом, однако в покоях навигатора было ближе всего к подлинной тишине.

Рувен уселся на пол, смахнув в сторону устроенный навигатором беспорядок. По полу покатились скомканные пергаментные страницы с незавершенными записями из журнала.

Наконец он закрыл глаза и забормотал слова безымянного наречия. Уже через несколько слогов он ощутил во рту вкус крови. Через несколько предложений у него заболели сердца. Вокруг подергивающихся пальцев обвилась колдовская молния. На керамите корчилась паутина коронных разрядов, напоминающих червей.

Текучая боль в крови вызвала на его безмятежном лице улыбку. Слишком много месяцев прошло с того момента, когда он в последний раз творил чудеса.

Дух машины корабля ощутил вторжение и отреагировал с подозрительностью змеи, свернувшись клубком. Рувен оставил искусственную душу без внимания. Он не нуждался в ее согласии или капитуляции. Он был в состоянии протащить этот корабль через Море Душ, что бы ни гнездилось в бьющемся сердце «Завета». По черепу прошлись цепкие пальцы сомнения, но он оттолкнул их с тем же презрением, какое выказывал навигатору. Усомниться значило умереть. Власть над незримым миром прежде всего требовала концентрации.

Корабль содрогнулся. И он мгновенно вновь стал самим собой, видя лишь то, что показывали его собственные глаза.

Он запыхался, дыхание было неровным, сердца колотились. Возможно, столь долго пробыв в цепях, он стал слабее, чем думал. Неприятное признание, пусть даже лишь самому себе.