Исполненный боли голос рыцаря перекрыл шум:

— Уходи, Аколон! Я не могу остановить это! Отступай! Закрой две…

С громким треском голова Герарда раскололась.

Апотекарий бросился за дверь и заворчал, когда лазерный разряд обжёг щёку и опалил ухо. Он вытащил розариус Матиаса из замка и одним прыжком влетел в зал, безостановочно стреляя очередями, чтобы сдержать еретиков.

Двери с грохотом закрылись, а Аколон восстановил равновесие.

— Капеллан Мати… — Храмовник в ужасе уставился на развернувшуюся сцену.

Цереб и Ферн лежали на алтаре, их убили одиночными выстрелами — хватило по одному болту в голову. Над ними с пистолетом наизготовку стоял Влэйн, чью броню покрывала псионическая изморось. Капеллан уставился на вошедшего, из глаз и носа Матиаса текла кровь. Он качнулся вперёд и упал на колени.

— Аколон… у… убей меня! Псайкер, я… изгнал его, но не могу… долго… сопротивляться. — Продолжая говорить, рыцарь дрожащими руками поднял пистолет. Сзади начали прогибаться двери.

Апотекарий приставил болтер к голове капеллана, закрыл глаза и выстрелил. Затем бросил оружие, опустился на колени и стал ждать смерти.

Раздался жесточайший визг пневматических механизмов, и Аколон благоговейно поднял взгляд. Так или иначе, технодесантники успели завершить обряд погребения, прежде чем Матиас убил их.

Над ним, подобно мстительному богу смерти, возвышался дредноут. Из громкоговорителя военной машины проревел глухой голос Иезекииля:

— Отведи меня к врагам, апотекарий.

Рейнхарт едва не задохнулся от запаха разложения, когда вслед за Аполлосом ворвался в разрушенные двери. Внутри всё походило на склеп. Освежёванные тела и пропитанные кровью знамёна свисали с опорных балок нефа часовни. Множество каменных скамеек нагромоздили у входа, словно детские кубики, стремясь освободить место для волнообразно колеблющейся толпы хаосопоклонников. По обе стороны от ризницы алтаря горели два огромных зелёноватых костра. В пламени кричали от боли прикованные к железным столбам обугленные человеческие фигуры. Появление Храмовников привело еретиков в бешенство. Вопя от ярости, они ринулись по нефу.

От едкого воздуха слезились глаза, и кастелян вместе с Еленой и Савалом врезались в мраморные скамьи. Аполлос присел перед баррикадой, в то время как сёстры Елены развернулись и стали защищать вход. Отряд был окружён.

Старшая сестра поднялась из укрытия, не прекращая вести огонь из болтера.

— За Императора! К алтарю! — закричала сороритас, не обращая внимания на град пуль, под которым мрамор вокруг нее разлетался в пыль.

Рейнхарт вогнал новую обойму и поддержал огнём Елену.