— Остальные…

— Брат Аполлос и дознаватель выжили, сэр. Сейчас их вытаскивают. Брата Йесода уже откопали.

Аколон кивнул. Он чувствовал, что слабеет. Последние оставшиеся ощущения медленно покидали его. Храмовник изо всех сил попытался снова подняться.

— Как тебя зовут, неофит?

— Хелбрехт, сэр.

Апотекарий упал на спину, зрение затуманилось. Аколону показалось, что он слышит, как Рейнхарт и остальные зовут его.

— Скажи им, Хелбрехт, — прошептал он. — Скажи им, что мы не познали страха…

И Храмовник присоединился к боевым братьям.

Питер Фаэрвери Сумерки

Питер Фаэрвери Сумерки

«Ужасные вещи таятся среди звёзд, и только ещё больший ужас может им противостоять. Так учили нас наши Повелители и таким образом формировали и защищали нас голодной ночью. Но сила требует жертв, и Сарастус должен оплатить эти долги. Знайте же, что каждый тринадцатый год, после восхода Чёрной Звезды, наши повелители спускаются к нам, и ужасен будет их гнев, если наша дань окажется недостойной».

Слепой и Связанный. Откровения Истинной Ночи.

Сарастус был ещё одним забытым миром, оставленным загнивать в болотах Империума. Жизнь мира-улья зависела от его производительности, и когда поток его товаров иссяк, планета тихо исчезла с карт Империума. Вскоре после этого пришла тьма.

Истинная Ночь прикасалась к Сарастусу три раза, с каждым посещением всё глубже погружая планету в проклятие. Четыре города улья теперь были безмолвными, их желание жить было задушено десятилетиями страха. Карцери, некогда крупнейший, сейчас был просто последним. Разрушая равнины, подобно огромным струпьям, он был чёрным зиггуратом из нагромождённых рядов, его шпили безнадёжно жались в небесах. Оставшиеся мануфактории — лабиринты посещаемых тенями мавзолеев. Из многих его миллионов возможно осталось несколько сотен тысяч, теснясь на нижних уровнях, далеко от прикосновения звёзд. Пророки Истинной Ночи правят ими твёрдой рукой, но и они были столь же напуганы, как и их рабы, потому что в балансе Сарастуса единственными кто имел значение — были жертвы.

Для пророков, которые выбирали их, они были благословением; для рабов, которые их отдавали и оплакивали, они были только вампирами. Все были оборванными, скелетоподобными тенями, с измождёнными лицами и голодными глазами. Большинство убивало из прихоти и многие не брезговали употреблять в пищу мёртвых. Брошенные на верхнем уровне, они собирались и убивали под открытым небом, стремясь показать себя достойными тьмы. Когда Истинная Ночь пришла, никому из них не было тринадцати.

Испытание начиналось с песни, гул был таким глубоким, как потревоженный улей. В течение дня его подача и сложность возрастала, расцветая, в то время как солнце уменьшалось, насыщая воздух электрическим потенциалом. Когда ночь приблизилась, сама планета, казалось, затаила дыхание, претворяясь для звёзд мертвецом. Но, в то время, когда рабы дрожали, а священники бормотали молитвы — вампиры трепетали. Это была их ночь.