– Разрешите доложить, комбез сгорел во время тушения пожара в реакторном отсеке! – отрапортовал Исмагилов. Было видно, что кавторангу плохо, но он держится. – Надел то, что под руку подвернулось. Не голым же было идти.

– Потушили?

– Потушили.

– Молодцы. Сам-то как?

– Нормально. Дикий хотел оставить в лазарете, но я велел не жалеть пластыря и обезболивающего, и сразу сюда.

Все знали, что старпом не чужд определенной бравады и даже откровенного хвастовства, но прощали ему эту маленькую слабость за честное отношение к делу и золотой голос. Когда Исмагилов брал в руки гитару, в кают-компанию набивалось столько народу, что сесть было негде, и опоздавшие слушали песни стоя.

– Герой, – буркнул Малкович. – Что там в реакторном?

Он спрашивал, поскольку знал – сведениям «бортача» не всегда стоит доверять на сто процентов. Человеческий фактор машина учесть не в состоянии.

– Конец реактору, – сказал Анвар. – Ну, почти. Несколько минут осталось.

– Угроза взрыва?

– Нет, слава аллаху, удержали. Просто конец. Там два прямых попадания было. От того и пожар.

– Потери?

– Двое убиты, трое ранены. Не считая меня.

– А по комму нельзя было доложить?

– Так сгорел комм. Вместе с комбезом.

– Значит, не врет «бортач», – пробормотал Малкович. – А жаль.

«Выходит, и пушкам конец», – хотел сказать Коган, но промолчал. Это было ясно и так.

«Ну что, все? – подумал Малкович. И сам себе ответил: – Все. Чуда не произошло».

– Внимание! – рявкнул он по общекорабельной связи металлическим, полным властной силы голосом: – Внимание всем! Говорит капитан-командор Иван Малкович. Экипажу приказываю немедленно покинуть корабль в аварийных капсулах! Повторяю! Всем немедленно покинуть корабль в аварийных капсулах, согласно инструкции!

Он отключил связь. Присутствующие в рубке смотрели на командира молча и растерянно.