Из толпы вышел библиотекарь Орин и встал рядом с Роуном. Юношу вдруг захлестнула волна лучистого света. Один за другим ловцы видений отходили от остальных обитателей Оазиса, с изумлением наблюдавших за происходящим. Они подходили к Роуну и делились с ним своими жизненными силами.
Все замерли, все хранили молчание. Сари подняла руку, давая понять, что прекратила сопротивление. Но Роун видел, что она не признает себя побежденной, чувствовал, что Сари стремилась выжить, дождаться подходящего момента, а потом снова попытаться отнять жизнь у него. Это в ней говорило снадобье, лишавшее рассудка всех, кто его принимал: их помутненное сознание не могло смириться с мыслью, что без снадобья они были всего лишь людьми; без него все силы их и способности — как истинные, так и мнимые — превращались в ничто.
Когда Роун приблизился к Сари, его чуть не вырвало от исходившего от старухи зловонного запаха снадобья.
— Желаю тебе успеха в очищении, пума. Предвижу, что тебя ждут тяжелые испытания.
Роун кивнул, апсара подошли к Сари и ее друзьям, отвели их в сторону и забрали снадобье. Роун собрался уходить, но перехватил взгляд Харона. Старец был первым, кто рассказал ему о его прадеде. Он уверял юношу, что Роун Разлуки был его другом. Теперь стало ясно, что все это была ложь.
Глядя в серо-стальные глаза старика, Роун прошептал:
— Я считаю произошедшее нашей первой победой над Дарием. Людей, совершивших когда-то предательство, постигла заслуженная кара.
Два года назад горечь, отразившаяся в глазах Харона, просто сломила бы Роуна, раздавила бы его. Теперь это его даже не задело — он знал, что есть люди, взгляды которых исправит лишь могила. Он отвернулся от старика и улыбнулся Орину — лучше уделять внимание тем, кто того заслуживал.
ТЕМНИЦЫ
ТЕМНИЦЫ
ВАЗЯ С ТРЕМЯ ПЕВЦАМИ НА КАЖДОЙ ЛАДОНИ
ИХ ПРОВЕДЕТ ДО ПРЕДЕЛА ЗЕМНОГО ПОЗОРА.
ТАМ, ГДЕ ПОД КРАТЕРАМИ ДВУХ СТОРОН ЛУНЫ,
ЗАВИСШЕЙ В ВОСТОЧНОЙ ЧАСТИ ГОРИЗОНТА,
ХОР ПЕВЦОВ ВОСПЕВАЕТ ЗЕМЛЮ,
АПСАРА ОБРЕТЕТ СВОБОДУ, КОТОРУЮ ЕЙ
ПРИНЕСЕТ СЫН НЕГАСИМОГО СВЕТА.
Последние четыре дня Мабатан лежала на кровати свернувшись калачиком. Хотя она пила и ела, во рту все время было сухо и голод никак не утолялся. Энде постоянно напоминала ей, что она — не Кира, но разве могло это помочь, если Кирины муки она воспринимала как свои собственные?