Хоффман не ощутил эйфории. Он не зарыдал от счастья, не бросился на шею Баю Таку, не произнес подходящей заключительной реплики, чтобы подвести черту под этим кошмаром, как делали герои фильмов. В реальной жизни все было совсем не так. Его душила ярость, не находившая выхода. Было невыносимо думать о том, что теперь двое детей вырастут, никогда в жизни не увидев отца. Хоффман не мог представить себе ничего хуже этого.

Бай Так протянул руку и снял что-то со стены у него над головой. Это была одна из бесчисленных акварелей Сандера с видом Анвегада. Он осторожно свернул ее в трубку и сунул в пустую кобуру на поясе Хоффмана.

— Вот, сэр, — сказал Бай. — Это для вашей миссис Хоффман. Чтобы она знала, что вы сделали в Кузнецких Вратах.

Поместье Фениксов, восточная баррикада, Хасинто, спустя две недели после снятия осады Анвегада

Адам Феникс с трудом выбрался из такси, полный решимости ради Маркуса держаться прямо и выглядеть бодрым.

Трудно объяснить маленькому ребенку, что хромота и костыли — это не страшно. Первое впечатление будет самым главным. Адам хотел, чтобы Маркус понял одно: его отец сдержал свое обещание и вернулся домой. Возможно, это воспоминание останется с мальчиком навсегда, и оно должно быть позитивным.

Дверь открыла Элейн — как обычно, она не доверяла это экономке — и какое-то время просто стояла молча. Возвращение домой всегда было нелегким моментом. Им столько нужно было рассказать друг другу, излить душу, но Адам всякий раз не знал, что ему делать — то ли сжать ее в объятиях, то ли разрыдаться у нее на плече, или броситься к Маркусу, или… черт, ему хотелось сделать все это одновременно. Но отец никогда не подавал ему примера, как вести себя в такой ситуации, — ничего из перечисленного он не делал. Облегчение словно парализовало его — да, он действительно дома, ему это не снится, и на следующий день, проснувшись, он тоже окажется дома. Адам просто осторожно поднялся по ступенькам и, обняв Элейн, спрятал лицо в ее волосах.

— Когда в новостях сказали, что солдаты Двадцать шестого окружены в Кузнецких Вратах, — наконец заговорила она, — я думала, что ты там. Удивилась, узнав, что ты ранен.

— Я в порядке, — ответил он. — Там был взвод Коннот. Бедняги.

— Папа! Папа!

Маркус бежал к нему по выложенному плитками полу вестибюля. Адам наклонился и раскрыл объятия, чтобы подхватить сына на руки, — на этот раз, черт возьми, он не будет вести себя как его собственный отец. Он будет любить, баловать ребенка, выражать свои чувства к сыну, обнимать его, выполнять все свои обещания. Но Маркус внезапно остановился и дальше пошел медленно и важно, словно вдруг вспомнил, что надо вести себя прилично, как подобает главному мужчине в доме. Он взглянул Адаму в глаза — в этот момент лица их находились на одном уровне — с таким выражением, словно ждал подобного поведения и от него.